Читать онлайн Наталья Цитронова - Биссектриса – это такая крыса…

Ох уж эти муки творчества! Состояние влюбленности, возвышенности и невесомости. Прислушивание к тому, что рождается в душе. Сладостное предчувствие. И страх… Страх, что все перегорит, перезреет, станет вялым и банальным как переваренная картошка. Лопнет словно мыльный пузырь… Вот почему в один прекрасный момент невероятным усилием воли приказываю заткнуться своим лирическим стенаниям (я же не поэт!), сосредоточиться на грубой прозе и наконец-то выродить такое не романтичное, но теплое, вкусное и родное название

«Пельмени»

Их в нашей семье лепили часто, особенно зимой. Сейчас я, конечно же, понимаю, что это были и не пельмени вовсе в традиционном гастрономическом понятии, а скорее вареники или даже малю-ю-сенькие пирожки из темной ржаной муки. Готовилась начинка: свежая или квашеная капуста, в которую добавлялись грибы. Блародных белых в окрестных лесах не водилось (если проклевывались, то их сразу же ломали или выкручивали с корнями), но ведь опята и сыроежки, когда кушать хочется, тоже хороши. Грибы замачивали на ночь, меняя несколько раз воду, чтобы горечь ушла, затем отваривали и острой сечкой, тюк-тюк-тюк, крошили в деревянном корытце.

В комнату выдвигали кухонный стол ярко коричневого цвета. Заранее отвоевывались места, кому где сидеть. Я старалась примоститься на сундуке рядом с печкой, там теплее. В доме было три табуретки, но каким-то чудесным образом места хватало всем. Ах да, вспомнила: на этот случай в сенках хранилась тяжеленная и очень неудобная для сидения доска-горбыль, которую укладывали поверх табуреток. Получалось как в пословице: семеро по лавкам. Мы, как раз семеро (четыре девочки и три мальчика), в нетерпении постукивали по столу ложками. Пельмени ели, макая в уксус или сметану, обжигаясь, наперегонки. Еды на ораву, как правило, не хватало, обходились без добавки. Налопавшись, выбегали на улицу подурачиться. Рыли пещеры, строили крепости, а устав, валились в сугроб, подставляя лица под снежную головокружительную карусель, с тоской напевая «Пельмени, пельмени, пельмени по небу летят…»

Возможно, эта прикольная песенка родилась гораздо позже (впервые то ли в мультике каком-то зазвучала, то ли в шоу Бари Алибасова, а может это – квновский стеб?), но тут же стала своеобразным хитом «всех времен и народов»: «Пельмени, пельмени, пельмени нам в окна глядят!»

Конечно, я знала, что настоящие пельмени совсем другие и пахнут по-особенному. Можно просто дышать их ароматом и будешь сыт. Однажды перед уроками зашла за своей подружкой, вместе-то веселей в школу идти. Семья завтракала. Я стояла у порожка и уж дышала, дышала!

– Минеевна, почему бы вам с Вениамином поросят не завести? – Удивлялась соседка Пия. – Купили бы парочку, к зиме – и мясцо, и сальцо…

– Так нам и этих, двуногих, поросят кормить нечем, – шутливо отвечала мама.

Да, такие вот красивые, просто божественные имена встречались у нас на Урале: Олимпида (тетя Пия), Ангелина (моя сестренка Геля), Капитолина (соседка Лина), Аграфена (бабка Феня) … Но самое необычное имя было у моей мамы. Ее звали Матрена Минеевна.

Мужиков звали-величали проще: Гриша, Миша, Федя, Аристарх… Те из них, кто постарше, не брили бороды, не гнали самогон и втихаря молились. А ведь время-то уже какое наступило! Каждый пионер знал, что молиться не хорошо, ведь религия – это опиум для народа. Семенили, шлепали, топали и чапали, иногда весело маршировали, а порой уныло шаркали по планете шестидесятые годы.

Но вернемся к поросятам, точнее к причине их отсутствия в нашем конкретном хозяйстве. Дело не только в кормежке. По осени, обычно к ноябрьским праздникам, живность постигала печальная участь. Внезапно улица содрогалась от безумного хрюканья, перерастающего в душераздирающий визг, или от протяжного заунывного стона соседской телочки. В такие минуты малыши лезли под кровать и зажимали уши.

В нашей многодетной семье непонятным и страшным убоем заниматься было некому. Отец служил в лесничестве; мама, когда сердилась, называла его лешим. Летом сосновый бор от пожаров охранял, весной и осенью с саженцами в питомнике возился. Ну а зимой книжки умные нам читал, тетради проверял, в дневниках расписывался. Хозяйство на маме лежало. Однажды она перекрестилась и решила зарубить старого буянистого петуха. Задира уже всех достал, во двор не выйти, на почтальонку налетал, словно неистовый огненный шар. Мы, малышня, побежали «помогать». Обезглавленный петух, помнится, вывернулся из дрожащих рук хозяйки и, фонтанируя кровью, принялся бешено, кругами, носиться вокруг нас, пока не упал замертво.

Наваристую петушиную лапшу вечером никто не ел. Сидели насупившись, голодные.

Возможность попробовать настоящие пельмени появилась, когда я уже классе в пятом училась. Старшая сестра Лидия, красавица, умница и комсомолка, решив стать ткачихой, поехала в Иваново. Там она и познакомилась со своим будущим мужем. Поговаривали, что тогда для выравнивания демографического перекоса, когда «на десять девчонок» приходилось «по статистике девять ребят», специально вблизи города невест воинская часть квартировала.

Сестра повезла жениха-прапорщика на Урал знакомиться с будущей родней. Накануне их приезда мама купила у соседей немного сала и кусочек говядины. Налепила пельменей, присыпала слегка мукой и отнесла в чулан морозиться. Я за вечер несколько раз выбегала, чтобы на них полюбоваться, надеялась, что и мне дадут (непременно дадут, а как же иначе) попробовать. Утром, едва проснувшись, снова заглянула в чулан и… остолбенела! Пельмешки – все до единого! – оказались искусаны мышами. Причем, так аккуратненько, изящно искусаны, что края-защипы являли собой необыкновенный причудливый узор. До самого фарша бессовестные твари из отряда грызунов не добрались, но следы своего мерзкого присутствия оставили повсюду. А вот сало уцелело…

Короче, не довелось мне тогда попробовать настоящих пельмешек. Даже не знаю, куда они, изгрызенные, подевались. Будущий зять (ведь так называется муж сестры по отношению к ее близким родственникам?), помнится, знакомясь с опечаленной свояченицей, то есть, со мной, удивленно произнес: «Ну, шо ты такая сердитая? Надутая, словно серенькая мыша на крупу».

Когда школу окончила и стала работать, меня пригласили на проводины. Уходил служить в армию Миша Смирнов, хороший скромный паренек. Как бы мой кузин… Поясню. Миша – сын тети Шуры, тоже очень скромной и доброй женщины. Тетю Шуру когда-то «вместе с дитем» взял замуж дядя Ваня – мамин брат. Считалось, что мы с Мишей не просто одноклассники, но и близкие родственники.

Жили они в заросшей черемухой деревеньке со смешным названием Дойная километрах в десяти от нашего села. Проводы получились великолепными! Столько вкусненького наготовили: холодец, пироги, соленья разные, а еще сладенькую, но головокружительную малиновую настойку. Тетя Шура то блинчики ко мне пододвигала, то винегрет. Я и на то налегала, и на это: когда ж еще посчастливится так вкусно, от души, поесть? Но вот на стол поставили огромную миску благоухающих горячих пельменей…

Нет, вы даже не представляете, как это было обидно: в меня тогда уже ни один пельмень не влез!

А потом мы, очень сытые, слегка пьяные, толпой отправились в клуб. До этого никогда не замечала, что ночь может быть такой звездной, таинственной и грустной. Шли по деревне и пели: «Мишка, Мишка, где твоя улыбка, полная задора и огня?»

К сожалению, через какое-то время туповатые острословы эту славную песенку испохабили на свой лад: «Мишка, Мишка, где твоя сберкнижка?»

А вскоре у меня появился жених. Март. Весело и тревожно капали сосульки с крыш. И как-то так все стремительно завертелось-закружилось-понеслось, что вот уже мы мчимся на двухколесном «Иж Юпитере» (туда и обратно – 200 км) к его родителям – надо же меня показать! А дорога, помнится, словно квашня, комки грязи из-под колес, ледяной ветер слепит глаза и безжалостно ломает прическу. Понятно, когда добрались, от моей юной привлекательности и обаятельности не осталось и следа. Будущая свекровь, высокая, дородная, словно с плаката сошедшая, увидев невесту, такую жалкую, грязную и тощую, горько заплакала.

Плакала она от того, что не могла понять, ну как такая «серая мыша» смогла охомутать ее великолепного, необычайного, чудесного мальчика. Действительно, мы были не пара. Семья жениха оказалась ну о-о-очень зажиточной, сейчас бы сказали – крутой. У моей потенциальной свекрови, заслуженной свинарки, даже трудовой орден имелся. Работала она на ферме, конечно же, не простой, а племенной, показательной. Будущий свекор (скромная половинка своей орденоносной жены, если рассматривать в весовой категории) с важностью профи, терпеливо и с удовольствием разъяснил мне что к чему.

Значит так… Хрюшка опоросилась; а в опорос случается аж до 12 малышей, но в среднем все-таки 6—8. Все нормальные, веселенькие, лишь один, как говорится, рылом не вышел. Пятачок набекрень, ухо раздвоенное, ножки вывернутые, а то еще какая-то неожиданность. Так вот, здоровый приплод холят-лелеют, взвешивают, витаминчики дают. То есть, готовят на племя, для воспроизводства себе подобных. Ну а хилых, дефективных, даже если дефект незначительный, выбраковывают.

Эта «отбраковка», помнится, томилась на плите, смачно булькая, кусками нежного молочного мяса, прела в огромной кастрюле беззащитными хвостиками и ушами.

Меня тут же усадили лепить пельмени. Их требовалось много: на всю большую образцово-плакатную семью. Все здесь, кроме хозяина, были видными-завидными, кровь с молоком. Чувствовалась порода, так ведь и кушали хорошо. Но учились, как выяснилось позднее, плоховатенько, книжек не читали. Лепильщица (лепилка, лепеха, лепешка… ну, как правильно-то, подскажите!) Короче, стряпуха получилась из меня никудышная, хотя я очень-очень старалась. И терпение было, и вдохновение, а главное – желание угодить, да вот сноровка отсутствовала. Пельмешки поначалу выходили неказистыми, кривобокими, похожими на свинячьи уши и вообще на что-то непотребное. Когда заслуженная свинарка, вернувшись из свинарника, глянула на сварганенное мной, она задумчиво и очень ласково произнесла: «Да, голова – не жопа…». Ну вот как это понять: то ли похвалила, то ли наоборот?

Но, как говорится, если долго мучиться, что-нибудь получится. Мало-помалу мои страдания возымели успех: я еще такой проворной оказалась! Уже на второй день пельмешки выпархивали из-под моих ловких рук похожими то на маленьких аккуратных птичек, то вообще на нежные розочки.

А вот какими они получились на вкус, не знаю. Думаю, превосходными. Пока посуду мыла, затирала полы, настало время уезжать. Попробовать не успела.

Душу отвела (вот кто о чем, а я снова – о них, о родимых), заканчивая университет. В студенческой столовой в ту пору фирменным блюдом считалась отварная курица с гарниром. Ну с макаронами и кашей, едой любимой нашей, все ясно, здесь трудно что-либо напортачить. А вот курицы, судя по тому, что оказывалось в тарелках, являли собой нечто невообразимое: одни гузки, шейки и хребет. Ни бедрышек, ни крылышек у бедных птичек не наблюдалось. И вот в этот грустноватый, холодноватый и голодноватый период один из однокурсников наткнулся на недорогую пельменную. «Эй, неудачники, ликуйте! Это место – самое восхитительное из того, что когда-либо видели глаза мои!» Славка произнес это с таким счастливым изумлением, будто Америку открыл.