Битва братств. Сообщество авторов - страница 8

***

Тишина. Немало полегло в ближнем в бою. Тяжело стонет Игнат, лежа на окропленной кровью земле.

– Пусть, Глеб Михайлович меня отпустит. Пусть напутственное слово кажет.

– Тише, Игнат, тише. Вон он идет, потерпи миленький.

Снял шапку атаман, склонился на одно колено и коснулся лба Игната.

– Ты, верно, сражался Игнат Назарович. Не отступил, не сложил шашки. Ты изрядно потрудился, теперь хорошенько помолись. И не страшись смерти, не страшись.

Сомкнул Игнат веки, истошно выдохнул и, сжав мою руку, испустил дух.

– Отправлю его тело в станицу. Пусть родня по всем традициям проводит в путь.

Григорий Петрович согласно кивнул, и я подозвал Гордея, что земляком Игната назывался.

– Унеси Игната. Да, про коня его не забудь. Участь у того печальная, идти за хозяином с буркой на загривке.

– Как скажете, Глеб Михайлович… Эх, Игнат-Игнат…

Соломенные кудри Гордея развивались на майском ветерке. Прощай друг мой, прощай ясно солнышко…

***

Изнова ночь пришла. Ажеж только верхоконный в красном одеянии по небу мчался. Евонный след, еще на горизонте маячил и глаза слепил. Где? Привиделось? Али как? Не почудилось… подбираются позорники к лагерю. Очухался Емельян, да за старое взялся.

К утру, как не старались штурм отбить, полегли в степи. Оскалился захватчик, ворвался в крепость, махая своими саблями, да рогатками. Капитана с женой, священника, поручика, и в довесок немало число казачьих иначие казнили. Разнесся вопль по округе. Забурлили березовые кроны далече, да смолкли вовеки.

***

Хорошо в нашей станице летом. Тихо. Соловьи горлышко пряной росой промочили, да дивно крушинятся на ветках. Давненько я их не слыхивал. С той поры, как с земли уральской воротился.

– Ой, да не вечер, да не вечер.

Мне малым-мало спалось.

Мне малым-мало спалось,

Ой, да во сне привиделось.

Мне малым-мало спалось,

Ой, да во сне привиделось…

– Зоя Дмитриевна, не тереби душеньку. Дай, на закат муренький насмотреться!

– Глеб Михайлович, вам бы обыкнуться пора, почунеть.

– Не торопи, обвыкнусь. Родной дух, любые раны лечит.

– …Мне во сне привиделось,

Будто конь мой вороной,

Разыгрался, расплясался,

Ой, разрезвился подо мной.

Ой, разыгрался, расплясался,

Ой, разрезвился подо мной…

Гарно спевала моя жинка, вот только, не мог я от мыслей отделаться о походах и злость унять. Не мог… Игнат, Григорий Петрович, Гордей… трава-мурова покрыла их курганами. Будь проклят Емельян и сапухой усыпан. А я внуков дождусь, да стану этим тюлешатам рассказывать, как в Верховьях Урала, бок о бок с удалыми казаками бился, как сверкали наши шашки в ночной тиши, какие заунывно девичьи песни спевал Игнат…

– Ой, да не вечер, да не вечер…

Мне малым-мало спалось,

Мне малым-мало спалось,

Ой, да во сне привиделось

Жила-была Мышка в очень глубокой норе, которая находилась на вершине зелёного холма среди густого леса. Это было самое лучшее место в лесу. Тут всегда была сочная травка, тёплое солнце. Недалеко под дубом протекал небольшой ручей с ключевой водой.

Однажды Мышка решила пойти на поляну за земляникой. В этом лесу все очень любили ароматные ягодки. Был даже сделан праздник по сбору самых самых первых. Как только показались первые лучики солнца, Мышка выбралась из своей норки и, прихватив с собой маленькую плетеную корзиночку, отправилась в путь. По дороге она встретила олениху, которая постоянно вытаскивала маленького олененка из зарослей колючего терновника, а потом долго его ругала за то, что он далеко убегает от неё и попадает в неприятности. Мимо пронеслась огромная кабаниха, за которой караваном следовали полосатые кабанчики, весело похрюкивая. Все торопились на летний праздник. Вскоре и Мышка добралась до солнечной полянки. Зверей тут уже было очень много. И свободного места почти не было. Но ей все-таки удалось прошмыгнуть между копытами лося и набрать половину корзинки.