Когда зыбь улеглась, усмотрен был вдалеке мыс Сан-Винцент. Немедленно взято было обсервованное место. К удовольствию штурманов, невязка оказалась небольшой. Спустя сутки слева на траверзе российской эскадры из тумана медленно выплыла мрачная Гибралтарская скала.
Русские корабли положили становые якоря под берегом и защитой британских фортов. К всеобщему облегчению на рейде стояли ранее разминувшиеся с эскадрой «Селафаил» с «Уриилом». Обменялись визитами вежливости с местным начальством. Главный командир Гибралтара вице-адмирал Кейт был вежлив и предельно предупредителен.
Кейт уже имел инструкцию всемерно способствовать русским, которых надо было как можно крепче втянуть в войну на Средиземноморье. Для этого Кейту велено было не жалеть ничего!
Наши осмотрелись, дух перевели. Открыли верхние порты и прочистили пушки холостыми выстрелами на тот случай, если у французов еще раз появится желание испытать судьбу. Но такого не появилось. Несколько маячивших под африканским берегом фрегатов предпочли удалиться.
Просушили трюма. В море, несмотря на парусиновые виндзейли, пропущенные сверху в открытые люки для притока свежего воздуха в нижние палубы, в трюме все равно всегда стоит тяжелый запах сырости, смолы, человеческих тел, затхлой воды и крысиного помета. Немного ослабить тяжкий дух – уже радость! Сушили горящими угольями в закрытых жаровнях, курили благовонные травы и древесную смолу. Затем отправили шлюпки за свежей водой и зеленью.
Пользуясь возможностью, свободные от вахты офицеры запросились на берег. Сенявин разрешил. Гулять в Гибралтаре особенно негде, да и не по карману. А то, что по горам полазят да укрепления осмотрят, то только на пользу пойдет.
* * *
Пополнив припасы, Сенявин, не задерживаясь ни дня более, дал команду выбирать якоря. Заскрипели шпили, выхаживая канаты, матросы натужно наваливались грудью на отполированные ладонями вымбовки, пели протяжные песни.
Из шканечного журнала линейного корабля «Уриил»: «16-го числа декабря в 7 часов утра сделанным на корабль „Ярослав“ сигналом велено было всей дивизии поднять по одному якорю, а в половине 8 часа бриг „Феникс“ вступил под паруса. В исходе сего же часа поднятым на флагманском корабле сигналом велено кораблю „Селафаил“ сняться с якоря, который сие выполнил в начале следующего часа. Вскоре после сего на вице-адмиральском корабле „Ярослав“ деланы были сигналы, но нам за отданным на нем крюйселем, рассмотреть оных было невозможно; после чего регат „Кильдюин“ вступил под паруса. В 10 часов корабль „Селафаил“ стал на якорь, уповательно по причине бывшего в сие время безветрия, а между тем, так как в половине 11 часа сделался от северо-запада тихий ветер, то на исходе сего часа на вице-адмиральском корабле „Ярослав“, сигналом велено было всей дивизии вступить под паруса, почему в начале 12 часа корабль „Святой Петр“ снялся с якоря, а в половине 1 часа пополудни и корабль „Селафаил“ так же вступил под паруса, отправился к востоку. В исходе сего же часа, следуя флагману, закрепили у нас отданные марсели… В 3 часа, вывертев мы якорь, вступили под паруса…»
Несмотря на слабый ветер, попутное течение под африканским берегом само влекло российские корабли в Средиземное море, только успевай у штурвала управляться! Воды Атлантики, вторгаясь в Средиземное море, еще долго сохраняют свой черный цвет.
Многоопытный Сенявин был весьма озабочен здоровьем своих команд. Переход из северных широт в южные всегда грозит массовыми болезнями: скорбутом и простудами. Чтоб этого не допустить, велел командующий проветривать корабельные трюмы, окуривать ежедневно палубы уксусом и порохом, строжайше соблюдая чистоту и опрятность, как кораблей, так и экипажей. По верхней палубе денно и нощно ходил унтер-офицер, смотрящий, чтобы никто в мокром платье и с непокрытой головой не ложился спать. Цедильные камни и машины для очищения воды, работали безостановочно, очищая портящуюся воду. Благодаря всему этому, массовых болезней пока удавалось избежать.
