Пол успокоился, и взгляд Гая стал еще более усталым, но менее сердитым. Майлс почувствовал, как его охватывает разочарование. В прежние времена Первый консул так легко не поддался бы усталости.
Гай сделал еще глоток вина и сказал:
– А что, по-твоему, я должен сделать, Майлс? Скажи мне.
– Постель, – ответил Майлс. – Женщина. Сон. Фестиваль начинается через четыре дня.
– Кария не оставляет свою дверь открытой для меня.
– В таком случае заведите любовницу, – сказал Майлс. – Проклятье, Секстус, вам нужно расслабиться, а державе нужен наследник.
– Нет, – поморщившись, сказал Первый консул. – Возможно, я себя плохо вел с Карией, но я не стану унижать ее и заводить любовницу.
– Тогда добавьте в ее вино афродин и хорошенько ее отделайте, вы же мужчина.
– Я и не знал, что ты такой романтик, Майлс.
Тот фыркнул:
– Вы так напряжены, что воздух вокруг вас трещит, когда вы шевелитесь. А стоит вам пройти по комнате, как огонь в камине разгорается в два раза сильнее. Даже фурия столицы чувствует это, а вам совсем не нужно, чтобы консулы, которые приедут на фестиваль, догадались, что вас что-то беспокоит.
Гай на мгновение уставился в свой бокал с вином, а потом сказал:
– Ко мне снова вернулись те сны, Майлс.
Беспокойство пронзило Майлса, точно физическая боль, но он постарался скрыть его и не показать своих чувств Первому консулу.
– Сны. Вы же не ребенок, чтобы бояться снов, Секстус.
– Это больше чем обычные кошмары, Майлс. Рок посетит Зимний фестиваль.
Майлс заставил себя заговорить так, чтобы в его голосе прозвучало презрение:
– Вы стали предсказателем, принцепс, вы предвидите смерть?
– Не обязательно смерть, – ответил Гай. – Я употребил старое слово. Рок. Судьба. Фатум. Вместе с приближением Зимнего фестиваля к нам приближается Рок, и я не могу разглядеть, что прячется за его спиной.
– Нет никакой судьбы, – заявил Майлс. – Ваши сны начались два года назад, но государство продолжает существовать, и никакие силы его не уничтожили.
– Благодаря одному упрямому подпаску и отваге ополченцев. Мы чудом спаслись. Но если тебе не подходит слово «судьба», можешь назвать это моментом отчаяния, – сказал Гай. – История полна такими мгновениями, когда судьбы тысяч людей находятся в равновесии, которое легко нарушить в ту или иную сторону руками и волей тех, кто готов это сделать. Трагический час приближается. Нынешний Зимний фестиваль изменит путь государства, и будь я проклят, если я знаю как. Но это грядет, Майлс. Оно приближается.
– В таком случае мы с этим справимся, – сказал Майлс. – Но будем разбираться с проблемами по очереди.
– Именно, – сказал Гай, встал со своего кресла и вернулся на мозаичные плитки, позвав за собой Майлса. – Давай я тебе покажу.
Майлс нахмурился, глядя, как Первый консул снова провел рукой над плитками. Он ощутил едва уловимый шепот силы, струящейся сквозь плитки, фурии со всех концов страны ответили на призыв Первого консула. На полу появилась созданная фуриями разноцветная карта, и вскоре у Майлса возникло ощущение, будто он превратился в великана, стоящего над призрачным образом цитадели Алеры – столицы государства Алера. У него закружилась голова, когда картинка затуманилась и помчалась на запад, в сторону великолепной холмистой долины Амарант, перебралась через Черные холмы к побережью. Она стала ярче, четче, превратившись в живое изображение моря, где бушевал яростный шторм.
