– Мы так и поступим, – молвил Мутил, который, будучи самнитом, знал, как беспощадно мстят римляне. – Мы уведем людей на родину и станем приглядывать за ними.
– Хорошо, – успокоился Друз. – Уже одно это уменьшит число жертв. – Он опять заерзал на стуле. – Мне нельзя здесь оставаться, я должен уехать до полудня и добраться до наступления темноты до Касина, где пребывание Ливия Друза вызовет меньше подозрений, нежели в Бовиане. Там у меня, по крайней мере, есть земля.
– Так торопись! – воскликнул Силон. – Не хватало только, чтобы тебя обвинили в измене! Ты поступил с нами как истинный друг, и мы очень ценим это.
– Сейчас исчезну. – Друз нашел в себе силы улыбнуться. – Сперва дайте мне слово, что не начнете войну, пока есть иные пути. Я еще не утратил надежду на мирное решение проблемы, тем более что в сенате у меня нашлись могущественные единомышленники. Гай Марий вернулся из далекого путешествия; мой дядя Публий Рутилий Руф тоже принял вашу сторону. Клянусь, вскоре я постараюсь занять должность народного трибуна и уж тогда проведу через народное собрание закон о предоставлении равных прав всем жителям Италии. Сейчас из этого ничего не вышло бы: сперва надо заручиться поддержкой влиятельных людей в Риме, особенно в среде всадников. Возможно, lex Licinia Mucia еще сослужит вам добрую службу. Разобравшись, к каким последствиям он ведет, многие римляне станут относиться к италикам с большей симпатией. Конечно, путь этот болезненный и дорогостоящий, однако на этом пути среди вас появятся герои, которыми вы будете гордиться. Поэтому я голосую за.
Силон проводил его до коновязи. Друз сел на свежего коня из конюшни Мутила; тут выяснилось, что он путешествует в одиночестве.
– Марк Ливий, ехать одному очень опасно! – всполошился Силон.
– А иметь попутчика, даже раба, и того опасней, – возразил Друз. – Люди любят судачить, а я не могу дать Цепиону повод обвинять меня в плетении заговоров в Бовиане.
– Даже притом что никто из нас, предводителей италиков, не зарегистрировался как гражданин, я не смею сунуться в Рим, – проговорил Силон, глядя снизу вверх на Друза, голова которого, подсвеченная сзади солнцем, украсилась нимбом.
– Вот и не суйся, – усмехнулся Друз. – Ведь в нашем доме засел соглядатай.
– Юпитер! Ты распял его?
– На беду, мне приходится делить с ним, то есть с ней, кров: это моя девятилетняя племянница Сервилия, дочь Цепиона, – вся в отца! – Друз залился краской. – Выяснилось, что, когда ты гостил у нас в последний раз, она зашла в твою комнату, – вот почему у Цепиона появились основания назвать Гая Папия одним из инициаторов массовой лжерегистрации! Можешь сообщить ему об этом, чтобы и он знал, как италийский вопрос разделил Рим. Нам следует добиться мирного объединения всех народов, населяющих полуостров. В противном случае ни Рим, ни италики не смогут двигаться вперед.
– А ты не можешь отослать эту негодницу к ее папаше? – спросил Силон.
– Он знать ее не желает – даже за такое вероломство по отношению к моим гостям, – хотя она, наверное, надеялась, что после этого подвига он сменит гнев на милость. Я засадил ее под замок, но она все равно может сорваться с поводка и броситься к своему родителю. Так что лучше не показывайся вблизи Рима и моего дома. Если тебе понадобится срочно увидеться со мной, пошли записку, и мы встретимся в укромном месте.
– Согласен. – Уже занеся ладонь, чтобы хлопнуть скакуна Друза по спине, Силон вспомнил, что хотел сказать еще кое-что. – Передай от меня сердечный привет Ливии Друзе, Марку Порцию и, разумеется, дорогой Сервилии.
