– По всей видимости, потому, князь, что главенство в Святых местах отныне принадлежит Франции! Но если вы сумеете добиться пересмотра решения падишаха, в чем я сомневаюсь, Франция, как вы догадываетесь, будет вынуждена принять жестокие ответные меры!..
– По отношению к кому? – прямо спросил князь Меньшиков. – По отношению к России или Турции? Можете не отвечать. Только я вынужден вас заверить: мне не поручено вести переговоры с вами по палестинскому вопросу.
Граф Бенедетти усмехнулся так, словно он проник в тайну, упрятанную в глубине души своего собеседника.
– Князь, вам никогда не удастся убедить турецкое правительство в вашем расположении к нему. У России с Турцией слишком много пересекающихся интересов на востоке. К тому же Турция всегда опасалась и будет опасаться усиления вашего влияния и в европейской, и в азиатской частях своей империи. Я уже не говорю о Сербии…
Князь Меньшиков сделал нетерпеливое движение рукой, чтобы остановить графа Бенедетти.
– Опасаться – это не значит не пытаться мирным путем решать возникающие споры. Если конечно не найдется третья сторона, заинтересованная в возбуждении страхов и споров.
Граф Бенедетти снова усмехнулся.
– Извините, князь, и не сочтите сказанное мной за оскорбление, но вам лучше быть пророком, а не дипломатом, – сказал он с нескрываемым сарказмом.
– Каждый из нас, граф, пророк в своем отечестве, – ответил князь Меньшиков и добавил: – Кто в большей степени, кто в меньшей…
Бенедетти встал.
– Ну что ж, князь… Прощайте, – сказал он и направился к двери, однако вдруг остановился и, обернувшись, все с той же усмешкой, но уже по-русски, произнес: – Как там у вас говорят… Цыплят, по осени считают.
4
…10 марта князь Меньшиков обратился с письмом к Рифаат-паше с предложением продолжить переговоры. Рифаат-паша ответил согласием и попросил провести встречу у него дома, ссылаясь на легкое недомогание и рекомендацию врача не появляться на улице.
На встречу с Рифаат-пашой вместе с князем Меньшиковым поехали граф Озеров и патриарший секретарь Аристарх, который был приглашен из Иерусалима в посольство для консультаций.
Дом Рифаат-паши находился на другом конце города и, чтобы не опоздать к назначенному времени, выехали из посольства за полчаса до встречи.
У подъезда дома Рифаат-паши их встретил слуга, низко поклонился и предложил пройти в дом похожий на дворец с ярким и богатым убранством. Провел до кабинета Рифаат-паши и, снова поклонившись, открыл перед ними дверь.
Завидев князя Меньшикова, сопровождающих его графа Озерова и патриаршего секретаря Аристарха, Рифаат-паша пошел им навстречу. Поприветствовал на французском языке. Руки не подал, однако раскланялся с каждым. Затем пригласил пройти и присесть на стоящие рядом две софы.
Кабинет оказался не большой, но уютный с окнами, выходящими на восток. На стенах ни портретов, ни картин. На это князь Меньшиков сразу обратил внимание. Но зато все стены были обиты драпом темно-красного цвета и придавали кабинету торжественность и благостный покой. Рифаат-паша в кабинете оказался не один.
Перехватив взгляд князя Меньшикова на стоящего у рабочего стола богато одетого чиновника, Рифаат-паша представил его:
– Господа, Нуредин-бек, мой переводчик.
Князь Меньшиков хотел было сказать, что они могут общаться и без переводчика на французском языке, но передумал. По всей видимости, даже такие приватные переговоры требовали некоторых условностей.
