Кроули в очередной раз пробежал взглядом текст:
«0025: Егда Ночь костров настанет, спустится ровно в три пополудни
Вестник, и в сердце Света поселится Пламень Адовый,
Что чрез буквы сочится; Егда случится сие, приготовь,
Змий, воду живительную, ибо ею только отсрочить конец можливо».
Вначале любое здравомыслящее существо, которому впервые приходится иметь дело с ведьмовскими пророчествами, ничего из него не понимает. Но Кроули помогло то, что ему уже приходилось сталкиваться с «Пророчествами». Он без особого труда вычислил всех действующих лиц и определил, что делать конкретно ему.
Единственное что…
– Что ж это за живительная вода?..
И тут над головой Кроули вспыхнула метафорическая лампочка. А ведь всего-то и нужно было – произнести вслух.
Кроули подскочил в кресле и щелкнул пальцами. Из пачки бумаги вылетел лист и шлепнулся перед ним, шикарная перьевая ручка вспорхнула вслед за ним и принялась быстро выписывать: «Святая вода? НАЙТИ СРОЧНО».
Впрочем, писать это не было никакого смысла, так как даже ранним утром следующего дня они пульсировали в мозгу Кроули как место ожога.
Как уже было сказано, он чувствовал, что этот день не задастся. Фоном бубнил телевизор, заполняя нервирующую тишину, и в какой-то момент Кроули, сидящий в кресле-троне, поймал себя на мысли, что ведущий настойчиво произносит его имя. Он повернул голову.
– Наконец-то, черт тебя раздери, – прогнусавил Хастур.
– Извини, ты просто одно лицо с Джереми Кларксоном.
Хастур на пару секунд завис, пытаясь понять, с кем его сравнили и считать ли это за оскорбление.
– Что-то случилось? – спросил Кроули, насторожившись.
Потому что если уж Хастур залезал в телевизор, это явно плохое предзнаменование.
* * *
Азирафаэль никак не могла найти себе места в это утро. Каким-то образом она предчувствовала, что Гавриил явится требовать ответа именно сегодня, и ей ежеминутно слышался звук его шагов. А вот «Обретенный Ад» себе место нашел – в дальнем углу, завернутый в креповую, кремового цвет ткань, между первоизданием «Больших надежд» и «Пожирающим огнем, или Как победить рак». Азирафаэль никак не могла отделаться от чувства, будто сохранив его она совершила какой-то постыдный поступок, будто это была не книга, а пакетик с «ангельской пылью» в шкафу у пятнадцатилетнего подростка, и что, если кто-то о нем прознает, все кончится очень плохо, хотя никак не могла взять в толк почему.
Азирафаэль вспомнила о Кроули. Она решила, что если в течение дня он не объявится, она сама ему позвонит, и, вздохнув, занялась расстановкой новоприобретенных книг, которые ранним утром доставил курьер.
Немного отвлекшись, Азирафаэль даже начала напевать, но очень-очень тихо, как если бы опять же делала что-то преступное. (На самом деле нет, просто в ее представлении, серьезные букинисты имеют право максимум декламировать «Илиаду» или что-нибудь настолько же древнее.)
– Здрасте, эй! (Азирафаэль от неожиданности подавилась мелодией и чуть не выронила книгу.) Здесь кто-нибудь есть?
– Да, да, я уже иду! – откликнулась Азирафаэль, пытаясь отряхнуть юбку и при этом удержать книгу.
У входа стояла девушка и с широко раскрытыми глазами оглядывала магазин. Заметив Азирафаэль, она так обрадовалась, будто ей навстречу вышло какое-то существо из сказки. Недалеко от истины, если учесть, что особенно циничные люди частенько называют Библию самой эпической сказкой из когда-либо написанных.
