Но если говорить совсем откровенно, осознание этого пришло к нему еще вчера вечером, поскольку случилось именно то, что предвещала Азирафаэль.
Едва переступив порог своей модернистской квартиры, и слегка пошатываясь от выпитого вина, Кроули почувствовал запах паленых волос и чуть было не застонал от досады. Единственного, кому мог принадлежать этот поистине индивидуальный аромат, он нашел в своем кресле, стилизованном под трон. (А может это и правда был трон. Кроули приобрел его настолько давно, что помнил только безумного инженера-пиромана, которому передал рецепт нетушимого огня.) Кроули заглянул за спинку кресла с опасливой брезгливостью, с какой обычный человек заглядывает в мышеловку, от которой уже начал исходить запашок тухлятины.
– Хастур, – констатировал он.
– Кроули, – в свою очередь констатировал Хастур, глядя на него черными глазами, напоминающими две перезрелые маслины.
Выполнив таким образом своеобразный обряд приветствия, оба замолчали. Кроули в ожидании, а Хастур, по всей видимости, сроднился с креслом настолько, что явно испытывал некоторые трудности с отделением себя от него.
– Чем обязан? – наконец решил нарушить молчание Кроули. Исходя из измышлений Азирафаэль, он избрал линию поведения мудреца на горе, к которому все поднимаются за советом.
Хастур наконец смог распрямиться и, мерзко улыбнувшись (впрочем, по мнению Кроули, он по-другому и не умел), метнул в него свои маслины.
– Я к тебе с вестью, изменник.
– Ну, явно не для того, чтобы распить бутылочку красного, – фыркнул Кроули, осматривая сидение кресла после акта изнасилования седалищем герцога Ада.
Хастур поджал губы, обдумывая такую возможность, и она вызвала у него такую кислую гримасу, что даже лимон бы сморщился.
– Нет, – он красноречиво хрустнул шеей. – Владыка предложил тебе занять свое прежнее место в наших рядах.
И это его «наших рядах» прозвучало как «нормальных, психически уравновешенных демонов, которые в жизни не позволят себе того, что позволил ты». Кроули уловил это настолько ясно, что на его тонких губах заиграла не менее тонкая улыбка, которую можно было увидеть только с определенного ракурса и под определенным освещением.
– С чего вдруг такая щедрость?
Судя по так и не сошедшему кислому выражению лица, Хастур сам этого не понимал или, по крайней мере, отказывался понимать.
– Видимо, тебя там и правда любят. По каким-то причинам, – процедил он и тут же добавил: – На твоем месте я бы немедля вознес благодарность нашему Владыке за оказанную тебе милость.
– О, непременно, – серьезно ответил Кроули. – Спасибо за весть.
– Не спеши, – осклабился Хастур. – Поступило только предложение. Не приказ. Есть одно условие…
– Ну конечно, Сатана не был бы Сатаной, если бы не ставил условий, – проворчал Кроули.
– Тебе придется, – рявкнул Хастур (что вообще-то было ему не очень свойственно. Кроули решил, что парень и правда зашивается), – очень постараться, чтобы вернуть прежнее доверие нашего Владыки.
Они пристально смотрели друг на друга, будто между ними шла напряженная битва умов. Хотя на самом деле Кроули ждал, пока Хастур даст конкретику, а Хастур думал, где бы достать такое же чертовски удобное кресло.
– И? Может, какие-то особые пожелания? – не выдержал Кроули, уже не в силах ждать, когда он отчалит.
Хастур пару раз моргнул, очнувшись от размышлений.
– Ты должен доказать свою преданность Владыке. Совершишь злодейство, достойное всей адской обители, – и ее врата с готовностью распахнутся пред тобой.
