– Не гони коней, ангел, еще ничего не ясно, – небрежно успокоил Кроули. – Почему бы не предположить, что Господь (что в устах Кроули всегда звучало как «Госпо-о-одь», и именно в кавычках) в своей бесконечной мудрости и милосердии просто не пнул твоих дружков, чтобы больше не устраивали линчеваний и вернули тебя обратно?
Азирафаэль посмотрела на него с сомнением.
– В конце-то концов, – продолжал он и на миг в его голосе послышалась горечь, – это очень… соблазнительное предложение.
Азирафаэль расслышала эту горечь, и если бы ангелы могли плакать, к ее глазам несомненно подступили бы слезы. Так как она прекрасно понимала, чем именно вызвана эта горечь: сверхъестественная история не знала ни одного случая, когда прощение Всевышнего предлагалось демону.
– Я понимаю, о чем ты, – сказала Азирафаэль, стараясь голосом излучать максимальное сочувствие и тепло. – Но ты же слышал, что сказал Гавриил…
– Да, да, – ворчливо отмахнулся Кроули. Он отлично понимал, что не смеет ее отговаривать.
Но шесть тысяч лет – это вам шутки, что ли?..
– А как бы ты поступил на моем месте? – спросила Азирафаэль.
Кроули ожидал и боялся этого вопроса.
– Ну я же демон, – невесело ухмыльнулся он. – Естественно, пошел бы на поводу своих эгоистичных желаний. Так мне положено. А ты ангел. Тебе положено поступать по совести.
Азирафаэль откинулась на спинку стула. Официант застрял где-то в зале, а она еще не чувствовала себя достаточно пьяной, чтобы перестать так переживать.
– По совести… Легче не стало, – пробормотала она.
Кроули тоже мучил вопрос с пропавшим официантом.
– А кому сейчас легко? – резонно ответил он, но заметив ее унылое выражение лица, смягчился и почти весело добавил: – Не вешай нос, ангел, тебе не положено.
Азирафаэль вяло улыбнулась.
– Ну и что с того, что он поставил такое условие? Да это не условие даже, только не для нас. Мы водили их за нос несколько тысячелетий!.. Ой, пардон, старина… (Старина, которого Кроули, размахивая руками, случайно задел, оказался женского пола, поэтому он предпочел далее не расшаркиваться.) Неужели ты думаешь, что они там чему-то научились?
Но как бы Кроули не искрил оптимизмом, у него самого на сердце скребли кошки. А все потому что предмет, лежащий у него в правом кармане, ощущался раскаленным камнем.
* * *
Азирафаэль могла на пальцах одной руки пересчитать события, когда она испытывала чувство, которое люди называют страхом, и последнее было не так уж и давно. А пальцы на одной руке уже кончились, и ей вовсе не хотелось пускать в ход другую. Ангел не могла толком определить, почему перспектива войти с собственный книжный магазин, – а до этого повернуть старинный ключ в замке той самой злополучной рукой – так пугала ее. Такой страх люди называют безотчетным страхом перед неизвестностью, и чем ближе Азирафаэль подходила к магазину, тем больше он ее охватывал. Она невольно пожелала, чтобы рядом с ней оказался Кроули (который умотался сразу же после третьей бутылки вина, бормоча что-то невнятное. Азирафаэль расслышала только слова «хорошо бы» и «твою мать»), но стоило ей представить, как он с ноги вышибает дверь, доказывая, что ничего страшного внутри нет, это желание мгновенно притупилось.
Глубоко вздохнув, ангел как можно решительнее вставила ключ в замок, надеясь, что показное бесстрашие перерастет в настоящее.
Включив свет, Азирафаэль огляделась в приглушенном свете. Внутри, естественно, никого не оказалось, если не считать духов умерших писателей. Хотя, по правде сказать, их там тоже не было, потому что почти все писатели после смерти попадают Вниз, и на Земле никто не околачивается. (Речь, разумеется, о великих писателях – не думаете же вы, что их талант достался им от прапрапрадедушки?) Стояла мертвая тишина, стояла в каждом углу, как часовой на страже. Азирафаэль одернула юбку (предмет вечных насмешек Кроули: по его мнению, она была не меньшим антиквариатом, чем все книги ее магазина вместе взятые) и направилась было в заднюю комнату, но резко остановилась, уставившись в одну точку.
