Благие знамения: после Армагеддона - страница 2



– Ты редко сюда захаживаешь, – сказала Азирафаэль, усаживаясь за стол и раскрывая книгу учета.

– Что, не расслышал? – переспросил Кроули.

– Говорю, ты редко сюда захаживаешь.

Азирафаэль возвела на него огромные глаза. Огромные из-за стекол очков, а не сами по себе, но на Кроули они почему-то все равно произвели какое-то странное впечатление, и он даже забыл, почему, собственно, приехал. Но быстро вспомнил, что «не за чем, совершенно не за чем, просто так, от балды», что и сказал, сверля ее черными стеклами собственных очков, будто опасался, что она что-то заподозрит…

– А, – только и сказала Азирафаэль и опустила глаза обратно в книгу учета.

– Тут же одно время твои небесные дружки тусовались, – небрежно бросил Кроули.

– Угу.

– Не объявлялись, кстати?

– Нет. Твои?

– Не-а.

Посетители все как один покидали магазин с пустыми руками, что несказанно поднимало Азирафаэль настроение. Стоит отметить, что она вовсе не была жадным букинистом. Чтобы понять ее чувства, представьте, что у вас есть коллекция любимых… стеклянных шаров, к примеру. И разные незнакомые люди постоянно норовят запустить в нее свои клешни и сунуть вам в карман сколько-то денег за один из них, полагая, что это прекрасный обмен.

Нет, не прекрасный. Это ваши стеклянные шары. Вы их собирали. И этим все сказано.

– Ты выглядишь каким-то напряженным, – сказала она, оглядывая Кроули. Тот мгновенно принял расслабленную позу. Выглядело так, будто на цветок направили слишком резкую струю воды, и он, побежденный, упал на землю.

– О чем это ты, я как обычно.

Азирафаэль заглянула ему в лицо. В отражении темных стекол его очков она увидела саму себя в очках (а в стеклах своих отраженных очков – очередные стекла его очков, в которых снова отражалась она в очках и т.д.) и насторожилась.

– Кроули, мы столько лет знакомы, как будто я не знаю, как ты выглядишь, когда чем-то обеспокоен.

Он слегка пренебрежительно фыркнул («слегка», потому что на дружбу, которая длится уже почти шесть тысяч лет нельзя фыркать просто пренебрежительно) и прислонился к книжному шкафу. Азирафаэль продолжала что-то писать в своей книге учета, не пытаясь вытянуть из него правду, а ожидая, пока он сам все расскажет. И это было противнее всего. Почти что запрещенный прием.

– Никаких новостей из Тадфилда?

– Нет, – удивленно ответила Азирафаэль, поднимая на него взгляд. Уж о чем она не ожидала услышать от Кроули, так это о Тадфилде. – С того дня ничего. А что?

– Да ничего, – Кроули старался говорить небрежно, но сжимающийся и разжимающийся кулак выдавал его с потрохами, – просто любопытно, как там поживает наш маленький дьявольский друг.

– Уверена, теперь с ним все в порядке. У него впереди вся жизнь.

Кроули как-то неопределенно дернул плечом и посмотрел на свои часы.

– Хорошо если так, – пробурчал он, еле шевеля губами, словно отчитывая секунды.

– А к чему ты спросил про… «моих друзей»? – Азирафаэль закрыла книгу учета и сняла очки. – Я думала, после нашего маленького трюка они еще долго не рискнут к нам соваться.

Кроули не слушал ее, продолжая сверлить взглядом часы и шевелить губами. Азирафаэль это почему-то внушило беспокойство.

– Кроули, чего ты ждешь?

Он не ответил.

– Кроули?

– Приготовься, – предупредил он, подобрался и щелкнул пальцами.

Пара посетителей застыли, громко дыша, будто собирались чихнуть от книжной пыли (что не было правдой: Азирафаэль никогда не запускала магазин до такого состояния). А из-за дальнего книжного шкафа величаво выплыл…