Пишет также ко мне Ходаковский, что вы печатаете свое путешествие в Рязань[70]; весьма нетерпеливо ожидаю оного. От Граматина я получил книгу и статью литературную, которую напечатаю не прежде нового преобразования «Архива» – утешьте меня своею грамоткою, почтенный Константин Федорович, что у Вас в Москве нового на поприще литературы?
Я теперь занят процессом, и трудно мне заняться «Архивом», а потому идет кое-как. Теперь всякое пособие почитаю благодеянием. Лелевеля критика лежит у меня, некогда заняться[71].
Прощайте, почтеннейший! Нам надобно поставить себя в такое положение, чтоб никакие сплетни не могли нас расстроить. Почта отходит.
Вам преданный навсегда Ф. Булгарин.
17 февраля 1823. СПетерб[ург]
8. К. Ф. Калайдович Ф. В. Булгарину
Почтеннейший Фаддей Венедиктович!
Я виноват перед вами; но у меня и сильное оправдание. Домашние заботы отца не давали времени думать о делах ученых. Бог послал мне в утешение к двухлетнему сыну еще дочь Людмилу[72]. Вчера она присоединена к Церкви, и теперь только могу отвечать на два приятнейшие ваши письма.
Из Шаховского выйдет две отдельные пиесы: первая будет содержать его записку о современных происшествиях и собственной службе; вторая о его сочинениях. Приготовляю ту и другую; но, поверите ли, что иногда одно слово заставляет рыться там и сям, справляться с библиотеками прежде, нежели откроется точный его смысл.
Мои письма об археологич[еских] исследованиях в Ряз[анской] губ[ернии] вы скоро получите и увидите, прав ли я пред г. Ходаковским. Я лично читал ему некоторые места, как человеку, который, по его собственным словам, сам еще учится, не зная, что выйдет из городищ, и которого никогда не могут оскорбить разноречия в мнениях. Не скрыл и того, что, может быть, отчет поместится в вашем «Архиве», – и с той поры друг к другу ни ногой![73] Так-то, почтеннейший Фаддей Венедиктович! Все ладно и дружно дотоле, пока слушаешь и молчишь. К чему ж все наши разыскания, когда при нынешнем свете исторической критики мы не можем подвинуть своих сведений ни на шаг вперед? – Еще недавно я противоречил мнению о церковном языке словенском, на котором мнении основывалась вся ученая слава[74]; усумнился, только слегка, в тализманах[75], и пошел дым коромыслом! Но пусть мои противники поставят меня под жестокую историческую и критическую батарею; назло им я, может быть, выйду невредимым. Неприятель тайный для меня опаснее! Любезнейший наш гость, Александр Александрович[76], пояснит вам последнее дело.
Пусть оно идет своим чередом, а у нас и без того много занятий. Я собираюсь описать вам мою поездку с канцлером из Москвы до Ржева Владимирова[77]. Она может быть приятною для ваших исторических читателей. Но нет! Нет! Лучше не обещать, а исполнить. Душа моя полна совершенными желаниями возможного блага вашему журналу, обещания невольно срываются.
Дай Бог окончить вам скорее к благополучию ваш процесс и с новым образованием «Архива» утешить нас новыми приношениями для отечественной Клио.
Простите[78], спешу в Патриаршую библиотеку с собратиями по литературе, в числе их наш гость г. Бестужев.
Ваш преданный навсегда[79]
Москва
26 февраля 1823
9. К. Ф. Калайдович Ф. В. Булгарину
Милостивый государь Фаддей Венедиктович!
Спешу исполнить мое обещание, препровождая на сей раз две статьи: одну по желанию моего почтенного начальника[80], другую в доказательство того усердия, с которым я читаю ваш изящный «Архив»
