Весь окружающий мир расцветал и благоухал. Шумела вдалеке Някка, шумели молодые листья, и горы, ярко освещённые Ви и Навиной, все были в бело-розовой пене цветущих деревьев и кустарников. Пели соловьи и прочие ночные птицы, шуршали зверьки и змейки. Где-то вверху. Позади нас. А там, внизу, была тишина, и мы её даже слышали. Мы стояли на самой границе тишины. Даже ручей журчал как будто бы шёпотом, будто был напуган смертью прекрасной долины. Сухие деревья. Ни листика, ни цветка на ветках.
Мирон, который чуть спустился по склону, чтобы лучше видеть, раздвинул ветки куста с редкими, недоразвитыми листьями, и вдруг замахал руками, подзывая нас. За кустом виднелся прямоугольник недавно перекопанной земли. Он был характерного размера и не очень старательно закидан дёрном и прошлогодними листьями.
– Могила! – ахнули мы.
– Наверное, умерших рабочих хоронят в лесу втихаря.
– Уверен, остальным сообщают, что их товарищ отправлен в больницу.
– Или даже уехал домой с большими деньгами в кармане.
– Привлекают рабочих отличными заработками.
– Держу пари, что одиноких. Бессемейных. Чтобы никто не хватился.
– Почему хозяева не боятся заболеть?
– Может, они здесь хозяйничают по очереди.
– Небольшой срок, лекарство и молитва – вот залог здоровья захватчиков Лалиного дома.
– Я думаю, никто из рабочих не был отпущен живым по истечении контракта. Если кого-то не брала болезнь, и он покидал производство, его убивали в пути.
– Преступление!
– Потому за столько лет никто не слышал никаких слухов.
– Вон там, подальше, ещё могила.
– Но как же местные власти? Полиция? Соседи, наконец?
– Да кому какое дело? Были бы налоги уплачены и бумаги в порядке.
– Соседям ни к чему ездить в имение на отшибе, если там нет приятных людей.
– С какой стати у Корков бумаги в порядке? Кто им давал эти бумаги? Откуда у них право хозяйничать в имении Лалы?
– Кырл Корк и его жена до нашего путешествия были опекунами.
– Но это неизвестное производство. Я ничего о нём не знаю! – кипятился Петрик, организатор инспекций.
– Мы тоже не знаем, – помотали головами Кохи и Хрот. Ну, с ними-то как раз всё ясно.
– Я тебе скажу, почему не знаешь, – обратился я к Чудилке. – Бумаги поддельные. Подделал Воки Ловкач, как пить дать. Он волшебник.
Хрот тяжело вздохнул:
– Вот так наша Лала лишилась наследства под опекой нашего отца. А я всё гадал, почему он ей не позволяет собственный дом навестить? Ещё так орал!
И Хрот искоса взглянул на Кохи. Понятно, на кого орал папочка. Опять на старшего сына, который вызвался, наверное, свозить девочку в дом её предков.
– Ничего, – сказал брату Кохи, – мы теперь тоже как Лала, и потому она тоже не пропадёт.
Петрик подобрался ко мне:
– Слушай, Миче. Аарн молодец, конечно. Он сказал, что хорошо затарился в Ануке тем, из чего делают лечебное зелье. Сказал, что сварит его в наше отсутствие. Но что-то мне боязно. Не заболеть бы опять. Вдруг в этот раз не поможет?
– Что я могу тебе сказать, Чудик? – вздохнул я. – Мы сами в это ввязались. И, кстати, у нас про запас есть ещё молитва.
– Да! – как дурачок, обрадовался он. – Точно! Есть ещё и молитва.
Он сразу повеселел и повёл нашу компанию вниз по склону, к кустам, зачахшим вдоль подъездной дороги. А я действительно всерьёз опасался, что заболей мы с ним снова – нам уже не выкарабкаться, несмотря ни на какие молитвы. Однако, и мне тоже гордость не позволила отсидеться на «Комарике».
