– Не велено.
– Или королю просто важно переупрямить нас, не смотря ни на что, ни на какие факты?
– Что ты говоришь, сынок! – заплакала мама. А папа повторил:
– Не велено. Если у вас есть ещё какие-нибудь сведения или просьбы, передайте их через нас. ТАМ решат и взвесят.
– Нельзя так обращаться с героями, – строго сказал я, показав на Петрика.
– Переживу, – доложил тот. – Просто, Миче, расскажи о том, кто такой Воки. Чей он сын, и с какого боку в этой истории. Всё сразу станет ясно. ТАМ.
Ладно, я рассказал под испуганное оханье мамы. И то хорошо, что взвесить пообещали. Раньше мы помалкивали, выполняя обещание, данное Кохи, но теперь, перед лицом серьёзной опасности, молчать было нельзя. Может, Корки перестанут рваться к трону, если всем станет известно, чей сын анчу Воки Ловкач. Однако, сами мы не рисковали обнародовать то, что нам известно: пусть решают государи.
Ничего больше мы не вытянули из мамы и папы о том, что происходит в Някке, и не случилось ли чего, что заставило бы заподозрить, что Петриковы родители прямо сейчас подвергаются опасности. Зато они сообщили нам кучу сведений о наших знакомых. Например, что папаша-изверг Ош свалился по пьяни с крутого берега и насмерть расшибся о скалы. Наш друг Шу-Шу помирился с отцом, доктором Шу, если это можно назвать примирением. Старый доктор и впрямь, оказывается, повредился рассудком, и впрямь за ним наблюдают врачи, и больше он в Лечебнице не работает. Из памяти Шу выпала история с Натой и её якобы сумасшедшим женихом. Он думает, что Миче маленький ещё, и при встрече спрашивает, как у меня дела в школе. Жаль его, конечно. Только у мамы и папы до сих пор неприятный осадок в душе, и они сторонятся Шу. Отец Малька выкупил тот симпатичный магазинчик. Семейство Мале расширяет дело, сожалея, что у них один только сын, и тот на таможне тратит своё время. Картины Лёки, которые он выставил перед отъездом, разлетелись вмиг. А ту, где запечатлён вид из сада на гавань и военные корабли, в том числе, на «Лилию», впоследствии перекрашенную под «Чёрный Мститель», приобрёл музей. Большое достижение, но дядя Тума рвал и метал и даже сломал четыре кисточки и одну расчёску. И раздавил на паркете баночку краски.
– Жуткий тип, – в священном ужасе прошептала мама.
Натины сёстры ждут по второму ребёнку, ну не прелесть ли?
– Погадал бы, Миче, кто родится. У кого мальчик, у кого девочка?
– Как я погадаю? Чем?
– Ах, да…
Корки? Да ну их. Вечно что-то баламутят.
Мы с Петриком так и не узнали, что конкретно баламутят Корки.
Зато стало очень понятно, что родители Наты и родители Малька рвались к нам, но им не дали разрешения. А вот Петриковы, видимо, не рвались. Мои мама и папа привезли нам разные полезные вещи: хозяйственные мелочи, одежду, любимые нами лакомства, фрукты. От своих Петрик не дождался даже привета.
Мама и папа ушли, сказав на прощание, что любят нас обоих, чтобы мы не обижались, чтобы Петрик не обижался – его просто уберечь хотят.
Ну да, ну да. Привет и кусок домашнего пирога подвергнут непослушного сына страшной опасности.
После этого визита Петрик прямо заболел и лежал целые сутки, и моё сердце разрывалось от жалости. Я всё думал о красивом речном просторе, и свежем ветре, и перелётных стаях. Я думал о «Комарике» – и он мне мерещился под парусом, белым как последний уплывающий лёд. Он плыл, он летел навстречу птицам – лебедям, ныркам и журавлям, летел ко мне. А там, завидев меня, смеялся Рики, и Ната стояла у руля. Ветер играл её волосами и жёлтыми лентами… Надо думать о хорошем, чтобы не свихнуться от безделья, тоски и тревоги. И я думал, пока не вспомнил, что есть такая вещь, как Зов Крови. Нечто более сильное, чем каменные стены и запоры, чем браслеты из чего бы то ни было, сильнее, чем расстояния и собственные запреты.
