Благословение и проклятие инстинкта творчества - страница 12



2. «Природа моя выше обыкновенной…»

• «Джероламо Кардано (1501–1576), математик, философ и врач, писал, обращаясь к потомству: «Природа моя выше обыкновенной человеческой субстанции и приближается к бессмертные духам»;

• Харменс ван Рейн Рембрандт (1806–1669) не мог объяснить природу своего таланта, но был уверен в своём предназначении: «То, что я хочу и пытаюсь сделать, настолько выходит за рамки обычного, что я либо велик, либо смешон. Либо я новый Микеланджело, либо осёл. Середины быть не может…»;

• «Будучи ещё очень молодым, американский философ-самоучка Бенджамин Франклин (1706–1790) питал возвышенное уважение к своему моральному и литературному превосходству. «Около этого времени, – говорит Франклин, – я составил смелый и трудный проект, как достигнуть морального совершенства».

И он же заключает торжественным уверением: «Потомство моё должно знать, что один из его предков достиг истинного счастья в жизни»…» (из трактата И. Д’Израэли «Литературный Характер, или История Гения», Великобритания, 1795 г.).

• Император Наполеон I (1769–1821) фанатично верил в своё избранничество. «Я чувствую, как что-то подталкивает меня к неведомой цели, – говорил он. – Когда я её достигну, и моя миссия будет выполнена, достаточно будет малейших усилий, чтобы сразить меня. А до тех пор мне ничего не грозит – ни в Париже, ни в бою… Моя звезда хранит меня…»;

• Русский поэт, декабрист Кондратий Рылеев (1795–1826) сделал страшное, пророческое признание: «Для меня решительно всё равно, какою бы смертью ни умереть, хотя бы быть повешенным; но знаю и твёрдо убеждён, что имя моё займёт в истории несколько страниц!» (из сборника «Писатели-декабристы в воспоминаниях современников», СССР, 1980 г.);

• Двадцатилетний Оноре Бальзак (1799–1850) писал: «Я убежден, что мне предстоит выразить некую идею, создать систему, заложить основы науки… «И он решил не отступать… В его нищенском кабинете стоит на камине единственное украшение – гипсовая статуэтка Наполеона I, быть может, чей-то подарок, быть может, он сам её где-то подобрал. И Бальзаку кажется, что взор завоевателя Вселенной направлен на него. Он принимает этот вызов, берёт клочок бумаги и пишет: «Что он начал мечом, я довершу пером». И приклеивает свой девиз к камину. Пусть призыв – осмелиться на грандиозное деяние, сравниться с величайшим человеком всех времен – всегда будет перед его глазами. И полный такой же решительности, как он, усаживается Оноре Бальзак за письменный стол, чтобы с пером – своим оружием – и несколькими стопами писчей бумаги – своими боеприпасами – завоевать Вселенную… Теперь он приближается к 30-ти годам… Он познал людей, наблюдая их… Чудовищная затаённая мощь вынуждена найти для себя такие масштабы воздействия, какие доселе не были известны в литературе. Безмерное станет его мерой, беспредельное – его пределом…» (из книги С. Цвейга «Бальзак», Великобритания, 1940 г.). «У Бальзака созревает грандиозный план: написать многотомную «Человеческую комедию». 20 лет своей жизни посвятил он осуществлению этого плана» (из книги Т. Иванюк «Творчество и личность», Россия, 2006 г.);

• Писатель Стендаль был закоренелым скептиком, а Анри Мари Бейль (1783–1842), скрывавшийся под этим псевдонимом, оставил такое романтическое признание: «Я не начинал писать до 1806 года, пока не почувствовал в себе гениальности…»;

• В 1796 году Людвиг ван Бетховен (1770–1827) записывает в своём дневнике: «Смелее! Невзирая на все слабости телесные, мой гений восторжествует… Двадцать пять лет! Вот они и пришли! Мне двадцать пять лет… В этот самый год мне как человеку должно подняться во весь рост…»;