Вот только сесть за письмо все как-то не получалось. То приспело вступать в командование Кавказской резервной гренадерской бригадой, а там царили такие разболтанность и разгильдяйство, что впору было завыть от безысходности, однако новый командир показал волчьи клыки в наведении порядка и дисциплины, в проведении воинских учений, и бригада уже через три месяца наголову разгромила атаковавшие ее превосходящие силы чеченцев; то, следуя муравьевским рекомендациям, надо было неуклонно продвигаться по Чечне, устанавливая и закрепляя русскую власть на истерзанной войной территории, а именно – помогать восстанавливать разрушенные аулы и создавать населению условия для мирной жизни; то приходилось подолгу беседовать со старейшинами кланов, убеждая их не позволять чеченской молодежи уходить в горы с оружием в руках – пусть остаются в аулах и сотрудничают с русской администрацией, от этого всему чеченскому народу будет только польза и никакого вреда… А редкие свободные вечера полностью поглощала своим любовным искусством графиня Хелен Эбер, которая так привязалась к князю, что сопровождала его во всех кавказских перемещениях и вела себя при этом как вольнолюбивая американская женщина, то есть устраивала не только романтические ночи, но и бессмысленные ссоры, после которых исчезала на какое-то время, а потом появлялась вновь как ни в чем не бывало. Во время ее отлучек князь не единожды намеревался прекратить начинавшие тяготить его отношения, однако к моменту возвращения графини успевал по ней соскучиться и встречал с искренней радостью и просьбой простить его невольные прегрешения.
Самым пикантным в этой истории было то, что генерал-лейтенант с самого начала всерьез подозревал, что его любовница – шпионка и что ссоры она устраивает специально, для того чтобы, временно исчезая, передавать противнику добытые из бумаг князя или офицерских разговоров сведения о предполагаемых действиях русских войск. Поэтому он неожиданно менял намеченные боевые планы, перебрасывал свои части из одного места в другое, укреплял до того слабые участки обороны или резко усиливал ударные группы наступления, что нередко приводило к заметным успехам.
Подозрение его значительно укрепилось после того как однажды вверенная ему бригада, проведя скрытную ночную передислокацию, наутро в трехчасовом бою вдребезги расколошматила многотысячную атакующую группировку чеченцев. Графиня радостно поздравила князя с победой, но в ее радости он явственно почувствовал растерянность. Она даже не удержалась и спросила:
– Дорогой, как тебе удалось так точно определить направление удара этих дикарей?
– Заграничные умы называют это интуицией, радость моя, – подмигнул ей Александр Иванович, – а мы, русские, говорим просто: Божья помощь.
Князь произнес последние слова по-русски, а когда графиня вопросительно вскинула брови, перевел их на английский, но немного схитрил, сказав не «Godʼshelp», а «Godʼsassistance», тем самым как бы отвел Богу вспомогательную роль.
Хелен немедленно ухватилась за этот нюанс:
– Что, Бог у русских всегда ходит в помощниках?
– Да, – хохотнул не отличавшийся религиозностью Барятинский. – Бог у нас, как говорится, на подхвате. – «На подхвате» он снова сказал по-русски, пристально глянув в лицо графини (она в этот момент примеряла перед зеркалом черную бархотку с жемчужной подвеской – подарок князя), и поймал мелькнувшую на мгновение в уголках красивых губ презрительную гримаску. Подумал: «она этот чисто русский оборот речи поняла, значит, язык знает, но скрывает, ведет свою игру. Ну что ж, – усмехнулся князь, – мы уже тоже играем, мадам, по вашим правилам, но в своих интересах». И, не дожидаясь вопроса, продолжил: – Извини, радость моя, я опять выразился по-русски, тебе не понять. Эти слова означают, что мы призываем Бога на помощь, только когда что-то получается не так, как хотелось бы. И Бог как бы подхватывает падающее знамя и несет его к победе. Да простится мне мой невольный пафос.
