Блеск и нищета сумасшедших - страница 2

– Не переживайте вы так, Елена Аркадьевна, всё в порядке, я вас прекрасно понимаю. Мы же взрослые люди.

Женщина ещё немного поплакала, поблагодарила Игоря Николаевича и удалилась. Проводив её до выхода, он ухмыльнулся. Естественно, эта история с братом была выдумкой. Конечно же, ни через какие две недели ничего не поменяется – вся эта схема была отточена до мелочей и интонаций. Ещё раз ухмыльнувшись, Игорь Николаевич открыл ежедневник, написал на последней странице карандашом «+750», закрыл его и положил в стол, а потом продолжил искать себе молодую любовницу в Тиндере.

Коридор с палатами, абсолютно все комнаты без дверей

Из проёмов выглядывают люди, больше похожие на зверей

По-настоящему больных здесь примерно три туши

Все остальные это уголовники и призывники, что стало понятно тут же

МБ Пакет. «Две недели в дурке», 2015

На этой минорной ноте мы покинем ординаторскую. За следующей дверью находится процедурный кабинет, и оттуда слышны прерывистые женские стоны – это один из больных сношается с пьяной санитаркой Вероникой Николаевной. У них есть время только пока идёт раздача лекарств, но пациенту обычно хватает и пяти минут. А санитарка довольна в любом случае – она немолода и непривлекательна, другого секса у неё не бывает.

Пройдём дальше до конца первого коридора. Больным сюда обычно без сопровождения нельзя – эта территория исключительно для персонала. Среди принудчиков она имеет тривиальное название «тот продол». Видите эту белую дверь с облезшей краской? За ней и начинается аномальная зона, и прямо сейчас там раздают таблетки.

Длинный просторный коридор. Семь палат без дверей, из некоторых выглядывают безумные лица. В начале коридора на кресле, аки на троне, восседает плотного сложения лысый медбрат Пал Палыч – сегодня он старший по смене. Пока у Палыча блестят только линзы его очков, но это пока. После некоторых инцидентов его проверяют на трезвость медсёстры на приёмке, поэтому он приходит в больницу трезвый, а синячит уже у себя в отделении. Но об этом ещё будет много сказано позже. Сейчас Пал Палыч трезв, и оттого крайне зол.

1. Раздача лекарств.

Перед ним прямо на полу лежит Макака – полоумный пациент с придурковатой рожей и несколькими оставшимися зубами в кривой ухмылке. Ему 35 лет, он эпилептик и олигофрен, остановившийся в умственном развитии в возрасте десяти лет. Это его личный бунт – ему не дали сорвать розу на прогулочном дворике.

– Нахуя ты розу опять сорвал, гандон? – ругается Палыч.

– А я Баращкиной падайю, ана мине будет манэт делатт!!! Я ей цветок покажу, а она будэт писун сасат!! – говорит Макака и улыбается в свои два с половиной зуба.

Речь о Наталье Филипповне Барашкиной – старшей медсестре, достаточно красивой женщине. Всё больные начинают громко смеяться с очередной фразы Макаки. Палыч хотел было встать и пару раз пнуть надоедливого больного – он часто так делает – но недостаток алкоголя в крови делает его ленивым, и оттого раздача лекарств идёт своим чередом.

– Волуйский! – восклицает Палыч.

– Галоперидол две пятёрки, циклодол, азалептин половинка, – монотонно бормочет сидящая рядом медсестра Леночка.

– Без циклодола обойдётся. Где этот Волуйский, блять? – злится медбрат. – Гондон ебаный.

– Я не гондон! – слышится из шестой палаты.

– А ну сюда дуй, блять, а то привяжем нахуй. – отрезает Палыч.

Волуйский берёт таблетки и поворачивается к санитарке тёте Рае – она сегодня следит, чтобы больные добросовестно пили свои лекарства. Он открывает рот, Рая проводит пальцем под нижней и над верхней губами, кивает головой, и Волуйский уходит.