В районе пятиглавой горы отряд спешился, стали готовиться к отдыху, часть людей заготавливали дрова, другие отправились охотиться на дичь, которой в этих местах было в изобилии. Айдарбек приказал проверить упряжь, подковы, дальше дорога будет пролегать в горах, а камни – не пуховая подушка степи.
К вечеру следующего дня отряд двигался по ущелью вдоль реки Мары, все дальше и дальше удаляясь в горы Кавказа. Еще не стемнело, когда они подъехали к усадьбе черкесского князя Елбаздука, отца Айдарбека и Арибах. Сын спешился и вошел в родной двор. Огромная кавказская овчарка рванулась было вперед, но, почуяв родной запах, остановилась в нескольких метрах от давно отсутствовавшего хозяина и завиляла хвостом.
Айдарбек открыл дверь в саклю. Князь Елбаздук сидел за столом в парадной черкеске. Гладко выбритые щеки, причесанные усы, белая шерстяная шапка придавали ему торжественный вид. Князь готовился к встрече с сыном уже несколько часов, передовые разъезды его войска еще днем заметили монгольский отряд, поднимающийся в горы, глазастые дозорные рассмотрели, что возглавляет его Айдарбек, и доложили Елбаздуку.
Сын стоя, как это положено в черкесских семьях, поздоровался с отцом и молча вытянулся перед родителем, ожидая его приказаний.
– С чем прибыл, Айдарбек, со славой или позором?
– В борьбе за трон Тогрул убит его братом Токтой.
– Ты не смог защитить своего хана?.. Зачем тогда приехал домой? Хочешь замусорить отчий дом позором?
– Отец, разреши сказать слово.
Ни один мускул не дрогнул на каменном лице Елбаздука.
– Я прекрасно помню наш моральный кодекс Уэркъ хабзэ: жизнь продай, купи честь! Но силы были слишком неравны, глупая смерть не принесла бы чести. В той ситуации Тогрула спасти было невозможно, я решил спасти его сына – наследника престола Бату-хана.
– Ну, и где же он, наследник? – стараясь не выдать раздражения, спросил князь.
– Узбек у ворот твоей усадьбы.
– Так веди скорее внука в дом.
Айдарбек не успел переступить порог, как Елбаздук поднялся:
– Узбек не только внук мой, он мой хан, хана я встречу сам.
Князь вышел за ворота. Смеркалось, но последние лучи солнца еще светили за горами, отбрасывая на землю темные тени.
Отряд моментально спешился и припал на колени перед князем, коленопреклоненным был и Узбек. Елбаздук подошел, поднял внука, поклонился ему.
– Добро пожаловать, мой хан, да продлит Аллах твои годы! Твой верный слуга Елбаздук рад видеть тебя в своем доме!
Узбек вошел во двор усадьбы, за ним последовали князь и Айдарбек, которого сразу за порогом остановил отец.
– А тебе, сын, пора возвращаться в Орду, смыть позор кровью. Токта не должен долго жить. Узбека буду воспитывать я, он станет хорошим джигитом.
Когда сын переступал порог, Елбаздук добавил:
– Ты знаешь, на какой поляне пасутся табуны моих узденей.
Мать Айдарбека скорбно смотрела вслед уходящему отряду, она даже не успела обнять своего родного мальчика, не угостила его любимой пшеничной похлебкой и сыром. Печаль заполнила душу матери, но она не могла вмешиваться в дела двух мужчин-воинов, не могла принимать каких-либо решений.
– Ну ладно, – утешала себя мать, – увидела сына живым-здоровым, слава Аллаху, великому и милосердному.
Айдарбека никогда не пугала темнота, ночью он видел не хуже, чем днем, тем более в родных горах, которые с детства обошел вдоль и поперек со своим воспитателем-аталыком, потому и сейчас он уверенно вел отряд по узкой тропе к перевалу Гум-Баши, за которым открывалось плато Бийчесын – летнее пастбище карачаев и черкесов. Вскоре отряд был у цели, ночью близко к табунам они не подъезжали, а когда на рассвете бриллиантами засверкали заснеженные вершины Эльбруса, монгольские всадники спустились на плато. Табунщики сразу узнали Айдарбека. По закону черкесов молодой князь мог взять из табуна жеребенка, из каждой отары по барану и тут же сварить пищу для себя и своих спутников.
