Здесь нет иных радостей, кроме писем, но они так часто теряются в пути, не доходят до нас… И мы можем только гадать, что и как у нас дома, здоровы ли наши близкие, всё ли у них в порядке…
Проснулся оттого, что чья-то тяжелая ладонь легла мне на плечо. Я открыл глаза. Рядом со мной на корточках сидел старлей.
«Что, дружок, умаялся?» – весело спросил он, и чертенята запрыгали в его зеленых глазах.
«Да, нелегкий переход нам на сегодня выпал», – ответил я и тоже улыбнулся.
– Ничего. Завтра ещё веселее будет! – успокоил меня друг.
– Что сказали в штабе? Могу я знать?
– Конечно. Торопит нас начальство. Говорят, на нашем пути банда какая-то действует. Изловить их надо бы…
– Изловим, раз надо.
– Да… пацанов только вот жалко… Молодые они ещё, … неопытные…
– Вот в бою и поучатся… от приказа ведь никуда…
– Да, от приказа никуда! Ладно, отбой, завтра рано выходить, еще до рассвета!
И он лёг на свою кровать, а я закрыл глаза и тоже попытался заснуть. У меня это получалось плохо. Я всё думал о своих родных, о маме, о жене, о крохотной двухмесячной дочке…
***
Провожая меня на вокзале, мама плакала, как по покойнику. Светка – жена – наоборот держалась молодцом. Ни слезинки, а в глазах тоска… Я тогда с ней даже не попрощался, как следует, … так чмокнул в щечку, обнял и в вагон… Она у меня на лисичку похожа: маленькая, носик острый и глаза чуть раскосые. Я только тогда это понял, что люблю её больше жизни. Она мне всё рукой махала, и что-то кричала в окно. Только позже я понял, что она кричала мне тогда: «Ты ОБЯЗАН вернуться!» – с тех пор я её так, и стал называть – моя Лисичка. И в каждом письме я пишу ей, что вернусь, потому что ей рано становиться вдовой, ведь ей всего 23 – она ещё учится в институте…
***
На юг, на юг, на юг…
Длинные дневные переходы, бесчисленные развалины за спиной, верный АК в руках, фляжка… Нестерпимая жара днём, адская духота ночью… Ни ветерка, воздух настолько плотный, что, кажется, его можно разрезать ножом на кусочки. От жары тянет в сон днём, духота не даёт заснуть ночью. Солдаты измотаны, офицеры озлоблены, командование бьется в истерике… Сумасшедшие дни, чокнутые ночи и ни секунды покоя… И вот, наконец, мы у цели. Едва мы устроились на обед, как ко мне подошел посыльный и передал, что меня ожидают в штабной палатке. Мысленно злобно матерясь, что мне не дали нормально поесть, я отправился в штаб-палатку. Когда я вошёл, старший лейтенант взглядом приказал мне встать рядом с ним у выхода и молчать. Я повиновался. Начальник спецоперации зачитал нам приказ, недавно полученный от командования по рации. Там было много красивых и воодушевляющих слов, но суть заключалась всего в двух-трёх предложениях.
– Вот что, товарищи офицеры, – сказал нам начальник после прочтения приказа, – главное, что вы все должны усвоить – это то, что в штабе получено сообщение, что в нашем районе сосредоточены крупные силы бандформирования Халима. Наша задача – найти и уничтожить боевиков. Самого Халима взять в плен! Всё понятно?
– Так точно, – отвечал начальнику хор голосов.
Вот так мы очутились перед лицом чудовища, имя которого – Война.
***
Вечером того же дня произошло еще одно важное событие. Едва закончился ужин, как на дороге, ведущей к городу с севера, было замечено густое пылевое облако – к городу шли БТРы! Это была долгожданная подмога, которая должна была нагнать нас ещё в пути. Когда все 3 машины остановились вблизи нашего лагеря, прошёл слушок, что подмога задержалась в пути из-за почты! Так оно и оказалось на самом деле! О Радость! ПИСЬМА!!! Долгожданные вести из дома, от родных и близких людей! Суровый старший сержант раздал письма. Некоторые солдаты получили по два-три… Это была радость для всех. Бойцы читали и перечитывали письма, разбирая знакомый почерк матерей и жён, плакали и смеялись, вспоминая родных, оставшихся дома…
