Иван и Акулина жили в соседних дворах. Ребятишками вместе гоняли лошадей на водопой, вместе помогали родителям в поле, летом собирали в лесу чернику, а зимой бегали в избу-читальню, где старенький поп учил ребятню грамоте по старинным книгам. Время было непростое… только-только отгремела Первая Мировая, плавно перешедшая в Гражданскую. Повсюду говорили о НЭП-менах и о коллективизации, но какое дело ребятне до политики? Им бы все бегать да резвиться. Дети не замечали многих тягот, они умели радоваться солнечным лучам, теплу и сочным лесным ягодам, холодной воде из родника и летним дождям. Они умели быть детьми.
***
Впервые Иван посмотрел на Акулину иначе, когда им было уже почти по 17 лет. Деревенские девчонки в этом возрасте ходили на улицу стайками, хихикали о чем-то своем девичьем и бегали на речку купаться в тихую заводь, ниже по течению. Именно тогда, в тот знойный июльский полдень, возвращаясь с поля, где он помогал отцу, Иван увидел Акулину, идущую от реки. Девушка несла на плечах расписное коромысло, на котором покачивались в такт плавной походке два ведра с водой. Солнечные лучи, отражаясь в воде, бросали блики на лицо Акулины, подчеркивая веснушки на ее востреньком носике и небесно-синие, как васильки глаза под длинными черными как ночь ресницами.
– Привет, Ваня, – закричала она, приветливо махнув соседу свободной рукой.
– Здравствуй, – едва смог пробормотать он в ответ.
– Что жара сморила? Чего смурной такой? – весело продолжала болтать Акулина. А он только смотрел на нее во все глаза и молчал, краснея.
***
С того июля и пошел по деревне слух, что Ивана сглазили, да приворожили. Не иначе… Смурной стал парень, не смеялся, не шутил, как бывало раньше. Все в поле, да в доме. На девчонок и не смотрит, а если и бросит взгляд, то исподлобья, будто молния ударит. Да недолго горевал Иван, не долго отмалчивался, сразу после праздника Воздвижения и потянулись в дом Акулины сваты, а вскоре после Покрова и свадьбу справили. Перебралась молодая жена в дом свекра. Стала по дому помогать, да и о родителях не забывала. Старики говаривали, что свекровь Акулину пуще родной матери полюбила, своих-то дочерей не было. Пятерых ребят Бог дал, а дочку так и не дождалась. Старшие двое погодки еще на фронтах Первой мировой остались, сгинули где-то, среднего «белогвардеец» топором зарубил на глазах у матери, а младший еще совсем мальчишкой был, когда Иван и Акулина свадьбу сыграли. Так и жили Акулина с мужем в доме со свекром-бывшим красноармейцем (потерявшим руку в Гражданскую войну), свекровью и братом Ивана. Хорошо жили молодые, в любви и согласии, никто злого слова от них не слыхивал. По весне бабы засудачили, что еще до середины лета будет Акулина качать зыбку. Так бы оно и случилось, да Бог иначе положил по судьбе-то быть и иную дорогу уготовил молодым.
