Рыболовы часто отпускают рыбу. И я их понимаю. Для них, видимо, главное
в ловле – тоже тайна.
Но я не совсем понимаю охотников. Для них тайны нет, – они видят в кого стреляют.
Правда есть среди охотников представители своеобразного охотничьего направления. Это фотоохотники. Их страсть для меня тоже понятна. Но это я несколько позже так стал рассуждать. В ранние же свои годы и мне доводилось быть, пусть и несколько случайным, но охотником.
Первая моя такая охота произошла в результате всё той же рыбалки.
Поехали мы однажды на велосипедах на нашу речку с названием Устье.
Было нас трое: четырнадцатилетние пацаны – я да Колька и наш старший, в зрелом уже возрасте, товарищ, и в рыболовном деле наставник – дядя Саша.
Поехали во второй половине дня, – рыбалка предполагалась с ночёвкой у костра в прибрежном лесу.
Приехав к месту, насобирали для костра дров. Для своих постелей нарезали елового лапника. И отправились к реке, половить для ухи рыбы…
К закату солнца рыбы для ухи, не смотря на весьма вялый клёв, наловилось достаточно, и уж было мы стали собираться к уходу на место нашей лесной стоянки, как вдруг, за отливающим блеском заката, бочагом, заметили плывущую утку с большим выводком позади.
На мгновенье мы замерли.
– За мной, – тихо скомандовал старший наш товарищ и, пригнувшись к зарослям травы, осторожно направился по берегу в сторону утиной стаи.
Следом, крадучись, двинулись и мы.
Спустившись меж ивовых кустов к воде, мы вновь увидели, плавающее у нашего же берега, утиное семейство.
Похоже, нас утки не заметили и спокойно продолжали неторопливо скользить меж лилий, медленно кружа по зарумяненной закатным солнцем, водной глади.
Пошарив около ног глазами, старший товарищ наш поднял из травы корягу. Нашли себе быстро по коряге и мы с Колькой.
Дядя Саша двинулся на цыпочках в сторону стаи. Мы крадучись, ступали следом. Пригнувшись и осторожно обходя прибрежные кустики, мы почти приблизились к утиному семейству. И вот уж дядя Саша резко взмахнул своей корягой над головой. Но стая вдруг словно растворилась в воде и дяди Сашина коряга зависла, остановленная им над самой водной поверхностью.
Мы стояли над золотистым зеркалом воды с зелёными листьями кувшинок, источая полное изумление и недоумение от столь нежданного поворота. Утки исчезли, словно бы вдруг превратившись в каких-то водных существ.
И вот тут я вдруг увидел, что из под одного из листьев выглядывает кончик утиного носа. Взглянув немного со стороны, я увидел и самого, погрузившегося в воду, утёнка.
Удар моей палки был сколь отменным, столь же в охоте и безрезультатным. В том мы убедились, когда протерев от хлёстких брызг лица, обследовали всё окружающее пространство, – добычи, да и вообще уток не наблюдалось. Какое-то время ещё поискали их, заглядывая под каждый кувшинковый листик, но ничего не найдя, глубоко удручённые, вышли на берег. Видимо утки переместились на другое место.
Мы же пошли восвояси сушиться у костра, варить вечернюю уху и готовиться к ночлегу…
Уха получилась довольно неплохой, и мы её с удовольствием съели. И уже улегшись на свои еловые постели, вспомнили про нашу утиную охоту.
– Да! – сказал дядя Саша, – но суп из утёночка тоже бы не помешал.
– Это конечно, – грустно согласились мы и примолкли, готовые погрузиться в сны…
И вот уже теперь, с возрастом, когда я глубоко отрицательно стал смотреть на такой объект любительской деятельности как охота, я иногда вспоминаю того неубитого мной в детстве утёнка и радуюсь за его сохранившуюся жизнь.
