Близнецы. Часть первая - страница 4

Збинек пожал плечами.

– Ну, неплохо. У них с Ортрун был один наставник.

– Выходит, моя дочь в безопасности? – спросил Стефан вроде бы в шутку, хотя пытался при этом заглянуть Гоздаве в глаза.

– Да, – ответил Збинек и всучил придурку сапфировую серьгу. – Но все равно скажи ей, чтоб ухо держала востро.

Господин Шилга охнул и рассыпался в благодарностях.

– Она так переживала! Ее любимые серьги. Всю ночь из-за них не спала, – запричитал Стефан и, рассмотрев украшение на свету, мечтательно вздохнул. – Красивый камень, правда?

Збинек снова пожал плечами.

– Я больше люблю рубины.

Он развернулся и успел махнуть рукой своим хорунжим, уже попивающим вино в уголке, прежде чем двери зала наконец-то открылись, чтобы впустить новобрачных.

Стефан Шилга встал спиной к камину, сцепил руки в замок и чуть-чуть приосанился. Все чуть-чуть приосанились, даже Модвин, которому Ортрун впивалась пальцами в плечи. Музыканты заткнулись, перестав теребить инструменты. Рагна заворчала в пеленках, и Збинек отобрал ее у перепуганной служанки.

– Где же Ютта? – прошептала та.

Кто-то из подружек гневно на нее цыкнул.

Половина гостей посмотрела налево, откуда появился жених, другая половина – направо, на невесту, с ног до головы зеленую, потому что традиционно зеленым было ее платье и зеленой казалась бледненькая кожа. Девушка улыбалась, стараясь не размыкать пухлых губ, и все с той же застывшей улыбкой позволила отцу и служанке экипировать ее любимыми серьгами. Пока они там возились, Освальд перемигивался с младшим братом.

– Да сколько можно, – пробурчала Ортрун. – Я сейчас кого-нибудь съем.

– Лучше дождись оленя, – посоветовал Збинек.

– Нельзя мне твоего оленя.

– Почему?

– Мед и орехи. Лекарь где-то вычитал…

Она так и не сказала, что там опять вычитал лекарь: брачная церемония изволила начаться.

– Освальд из Сааргета, – тягуче провозгласил господин Стефан, и Ортрун поморщилась – наверное, ей не понравилось, что прозвучало свистяще, как-то слишком по-хаггедски, – сын Артуша и Мергардис, рода древнего и благородного…

Вранье наполовину: Артуш Фретка был выскочка, вчерашний батрак, получивший земельный надел и право на родовое имя за то, что махал мечом в Хаггеде лучше большинства господ. Все думали, гордячка Мергардис – вот уж чей род действительно был благородный и древний – окажется ему не по зубам, но стоило преподнести ей с дюжину голов ненавистных хаггедских воительниц, и сердце сааргетской госпожи растаяло. Збинек надеялся, с Ортрун что-то подобное тоже однажды сработает.

– Клянусь, – отозвался Освальд на слова брачного обета.

Гоздава все прослушал, но гости так и хранили торжественное молчание – похоже, Стефан умудрился ничего не напутать.

– Сикфара из Шилги, – нежно произнес он, обращаясь к невесте, – дочь Стефана и Альды, рода…

Ну, вообще-то тот еще у них был род.

До владыки Отто страной правили Корсахи, а до Корсахов – Шилги, тошнотворно породистое семейство, гордившееся своей родословной, потому что больше гордиться было особенно нечем. Одержав пару скромных побед в начале войны с Хаггедой, берстонский главнокомандующий, дядька Стефана, решил, что дело сделано, и уехал в Столицу праздновать успех, а по возвращении не нашел и половины армии: врага не стоило недооценивать.

Многим, включая Збинека, не слишком нравилась перспектива бесславно сложить голову где-то на восточных просторах под началом подобного командира. Стефан, в ту пору такой же сопляк, как и Гоздава, пытался поднять боевой дух воинов проникновенной речью, которая позднее разошлась на цитаты. «Цве-е-ет берсто-о-нской вое-енной мо-о-ощи», – со смехом повторяли батраки, подражая манере господина от волнения растягивать слова. Когда истек десятилетний срок правления владыки, отца освистанного оратора и брата безалаберного полководца, народ по всем этим Шилгам совсем не скучал.