Близнецы из Аушвица. Мне приснилась война - страница 10



– Не печалься! У тебя будет с Хершелем хорошая жизнь. Он даст тебе вещи, которые другие бы дать не смогли.

– Я знаю. Ты права. Мне надо радоваться.

– Но ты не рада, – констатировала Мириам.

– Нет. К сожалению, нет.

– Но все могло быть хуже. Мужья бывают разные. У некоторых моих знакомых мужья жестокие. Он же тебя не бьет, нет?

– Не бьет. Он требовательный и во многих смыслах похож на нашего папу. Замкнутый и ожидает подчинения. Но это еще не все. Больше всего меня волнует, что рядом с ним я чувствую себя ужасно одинокой. Еще хуже, чем когда правда одна.

– Ну же, Наоми! Ты знаешь, что на самом деле не одна. У тебя всегда есть я. Я скоро выйду замуж, и, надеюсь, мы будем жить неподалеку друг от друга и вместе растить наших детей. Нас с тобой ничто не разлучит, – воскликнула Мириам, ласково пожимая руку сестры.

– Ты права. Что бы ни случилось, мы всегда есть друг у друга.

– Мне всегда было интересно, как вообще живут люди, у которых нет сестры-близнеца. Ты моя лучшая подруга, – сказала Мириам.

– А ты моя, – ответила Наоми.

Наоми улыбнулась этим воспоминаниям – сколько лет прошло с тех пор, как они с сестрой были так молоды! Она тогда была полна надежд. Сейчас ей казалось, что они с Хершелем поженились тысячу лет назад. И теперь, когда она знала, что сулило ей будущее, Наоми понимала, что оказалась права насчет мужа. Между ними чего-то не хватало – и это «что-то» так и не появилось спустя столько лет. Им не следовало жениться. Они не были друг для друга «башерт». Да и с Мириам все вышло не так, как они рассчитывали. Выполнить обещание, которое они дали друг другу в тот день – всегда быть рядом, оказалось нелегко.

В дверь постучали. Наоми побежала открывать, думая, что это сестра с мужем пораньше пришли на ужин, но, распахнув дверь, ощутила острое разочарование. На пороге стояла Фрида Бергштейн. Наоми не верилось, что когда-то, давным-давно, они с Фридой были подругами. Но потом Хершель проявил интерес к Наоми, и дружеские чувства у Фриды сменились ненавистью. Хотя она по-прежнему изображала ее подругу, Наоми знала, что Фрида всеми силами пытается привлечь к себе внимание Хершеля.

– Здравствуй, Фрида, – сказала Наоми.

– Здравствуй. Если не увидимся до конца праздников, то счастливой тебе Хануки, – Фрида сделала паузу. – Не пригласишь меня войти? Что у тебя за манеры?

Она сказала это с улыбкой, но Наоми внутренне возмутилась.

– Проходи, – ответила она, жалея в душе, что вынуждена вести себя с этой женщиной вежливо.

Фрида вошла и сразу устремилась на кухню. Поставила на стол блюдо:

– Я принесла ругелах[6]. Хершель больше всего любит с абрикосом, поэтому когда я их увидела в пекарне, то… в общем, подумала про него.

– Спасибо. Очень мило с твоей стороны, – выдавила из себя Наоми.

– Согласна, – Фрида улыбнулась. – Я и сама милая. И хорошая подруга, правда?

– Да, конечно, – солгала Наоми.

– А где же Хершель?

Тут в двери опять постучали.

– Извини, – сказала Наоми и пошла открыть. С облегчением она увидела на крыльце сестру с зятем.

– Проходите, – пригласила их Наоми, глазами показывая сестре все, что не могла сказать вслух, потому что Фрида стояла рядом.

– О, у вас ужинают гости, – заметила Фрида. – Наверное, мне лучше уйти, если только за столом не найдется свободного местечка.

– Не найдется, – холодно ответила Мириам. – Все места заняты. Мы так отмечаем каждую Хануку. Это семейное торжество. Уж прости.