Что до Виктора, он был полностью выбит из колеи таким поворотом событий. Как и следовало ожидать, сначала он не поверил услышанному. Затем, когда он понял, что жандармы вновь подозревают его в похищении собственных детей, недоверие сменилась яростью. А потом, совершенно неожиданно, – слезами. Он даже не пытался скрыть или вытереть их. Успокоившись, он погрузился в оцепенение и долго сидел молча, глядя в одну точку.
Фабрегас настойчиво задавал ему один вопрос за другим, но Виктор никак не реагировал. Из него словно ушла жизнь. От этого зрелища Жану, наблюдавшему за допросом сквозь поляризованное стекло, стало не по себе. Человек, сидящий напротив, для него не был обычным подозреваемым – Жан относился к нему как к товарищу по несчастью, попутчику на долгой дороге невезения. Они с Виктором поддерживали друг друга все эти годы. Когда один из них терял надежду и готов был все бросить, другой находил нужные слова, чтобы его утешить и подбодрить. Но странная фраза Нади все изменила. Теперь Жан не вполне понимал, каким стало его отношение к Виктору.
Воспользовавшись перерывом в допросе, он подошел к Фабрегасу.
– Жюльен, разреши мне с ним поговорить.
Между двумя бывшими сослуживцами сохранялись дружеские отношения, позволявшие в разговорах наедине обходиться без чинов.
– Не могу, Жан. Сам понимаешь.
– Но ты ничего от него не добьешься!
– Может и так, но я не собираюсь давать ему поблажек, чтобы помочь выкрутиться!
– Я не прошу у тебя остаться с ним наедине. Я просто хочу, чтобы ты взял меня с собой, когда вернешься на допрос.
– Но ты сказал, что хочешь с ним поговорить.
– В твоем присутствии. Никаких проблем. Ты вызвал эксперта по давнему делу о пропаже близнецов. Кто тебя за это упрекнет?
Фабрегас некоторое время размышлял, помешивая ложечкой кофе. Он понимал, что ему вряд ли удастся «расколоть» Виктора, и было бы глупо отказываться от помощи своего бывшего начальника, которую тот предложил сам.
– О’кей, – наконец нехотя произнес он, – но имей в виду, Жан: это тебе я делаю одолжение, а не ему. И если я почувствую, что ты пытаешься подсказать ему нужные ответы, чтобы смягчить его участь, я тут же прекращу допрос и отправлю тебя домой. Безвозвратно. Договорились?
– Будь по-твоему.
Виктор не сразу заметил Жана, вошедшего в комнату для допросов, – глаза его все еще застилали слезы, – но, осознав присутствие друга, выпрямился, расправил плечи и начал забрасывать его вопросами:
– Что дословно она тебе сказала, Жанно? Какие чувства испытывала? Гнев? Печаль? Солен говорила ей что-нибудь еще? Например, о том, страдала ли она?
Жан успокаивающим жестом приподнял руки, но Виктор продолжал требовать ответов. Наконец бывшему жандарму удалось его перебить:
– Это было все, что она сказала, Виктор. И поверь, я всеми силами пытался узнать еще хоть что-то.
– Но это какая-то бессмыслица! – почти простонал Виктор.
– Вот ты и скажи мне, в чем тогда смысл?
– С какой стати?!
– Объясни мне, почему Надя заговорила именно со мной? Почему я был единственным, кому удалось услышать от нее хоть что-то?
– Откуда мне знать?
Жану не терпелось задать один-единственный вопрос, который жег ему губы:
– Виктор, что ты сделал Солен такого, за что она могла бы тебя простить?
Несколько секунд Виктор смотрел ему прямо в глаза, но затем не выдержал и отвел взгляд.
– Это не то, что ты думаешь, Жан. Клянусь тебе!
5
Слова Виктора прозвучали как гром среди ясного неба. Фабрегас уже собирался что-то сказать, но Жан его опередил – он одним прыжком оказался возле Виктора и, схватив его за воротник, принялся трясти изо всех сил.
