– Ты хочешь сказать, что какой-то псих разыграл похищение Нади только для того, чтобы над нами поглумиться? Да ну, брось…
– Я хочу сказать, что на данный момент ничего еще не известно, поэтому лучше не питать ложных надежд. Только и всего.
– Все, чего я хочу, – чтобы мне позволили с ней поговорить.
– Исключено.
– Тогда сам с ней поговори! Тебе-то они разрешат!
На этот счет у Жана были некоторые сомнения, но сама ситуация вызывала у него не меньшую тревогу, чем у Виктора. В конце концов, эта девочка и впрямь может оказаться ключом к разгадке. Когда-то он надеялся, что, уйдя в отставку, избавится от своих демонов, но внезапно выяснилось, что они лишь затаились на время и теперь снова преследуют его.
Пришлось выдержать нелегкий разговор с Фабрегасом, прежде чем тот сдался и уступил его просьбе. Сыграли свою роль давнее сотрудничество, законность требований Жана и – не в последнюю очередь – его воодушевление. Фабрегас в свое время поступил на службу, едва закончив школу, и Жан в меру своих сил помогал ему продвигаться по карьерной лестнице. Фабрегас, без всякого сомнения, был отличным профессионалом, но в глубине души сознавал, что без поддержки Жана его послужной список выглядел бы несколько иначе. Поскольку он был человеком чести, напоминание об этом, сделанное Жаном со всей тактичностью, возымело свое действие.
Итак, Жан получил разрешение присутствовать при разговоре психолога с Надей вместе с ее родителями, но при одном категоричном условии: ни в коем случае не вмешиваться самому. Про себя он надеялся на большее, но согласился, поскольку это был его единственный шанс оставаться в курсе событий, связанных с расследованием.
Расположившись в одном из кресел, стоявших в гостиной, Жан внимательно наблюдал за Надей. Прежде он видел ее только на школьной фотографии, которая широко разошлась за последние сорок восемь часов. Ее улыбка и чуть лукавое выражение лица растрогали всю Францию. Но сейчас Жан видел перед собой совсем другого ребенка – сумрачный взгляд, напряженно сжатые губы… Казалось, она повзрослела сразу на несколько лет. Лицо по-прежнему сохраняло полудетские черты одиннадцатилетней девочки-подростка, но что-то изменилось… Глаза. Жан пытался разгадать, что отражается в них. Печаль и в то же время… суровость? Он не мог сказать точно. Но одно было для него очевидно: последние два дня начисто стерли ту едва уловимую извечную беззаботность, что свойственна всем детям.
Жан слушал и запоминал вопросы детского психолога, хотя предпочел бы услышать ответы Нади, но девочка по-прежнему молчала. Про себя Жан поразился терпению психолога. Голос этой женщины звучал мягко и успокаивающе на протяжении всего сеанса, но уже чувствовалось, что ей не помешало бы немного отдохнуть. Упорная немота Нади обескуражила бы кого угодно, но доктор Флоран сохраняла спокойный и невозмутимый вид. Должно быть, для нее это привычно, подумал Жан, в глубине души одновременно довольный и раздраженный, что от Нади пока не удалось получить никакой информации: она ведь могла оказаться совсем не такой, которую он ждал…
Было ли это специальной уловкой доктора или простым совпадением, но, едва взрослые поднялись с мест, собираясь выйти из комнаты, внезапно раздался голос Нади:
– Вы – друг месье Лессажа?
Жан вздрогнул и обернулся. Этот вопрос был обращен к нему. Он не сразу смог ответить – холодный, бесстрастный тон, которым были произнесены эти слова, его буквально оледенил. Теперь, когда она наконец заговорила, он сомневался, что хочет услышать продолжение.
