Близнецы из Пиолана - страница 2

– Коллеги мне сказали, что у тебя нет алиби на момент исчезновения Нади, – после недолгого молчания снова заговорил Жан.

– Когда ты наконец перестанешь называть их коллегами? – хмыкнул Виктор. – Десять лет, как уволился…

– «Жандарм бывшим не бывает». Знаешь такую поговорку?

– Первый раз слышу.

– Тогда считай, что я ее сам придумал. Если не возражаешь, вернемся к твоему алиби.

– Ну, что я могу тебе рассказать такого, чего еще не рассказал им? Я был дома. Один. Как всегда. С того самого дня, когда Люс решила сунуть голову в петлю…

– Никто тебя не видел в тот день?

– До тебя что, не дошел смысл слов «один дома»?

– Попытайся вспомнить: может быть, ты кому-то звонил? Или заказывал фильм по VOD[11]?

– На черта он мне сдался?

– Подумай, вспомни. Вообще-то я, если вдруг ты не заметил, пытаюсь тебе помочь.

Виктор какое-то время размышлял, затем покачал головой.

– Одинокий и праздный… Идеальный подозреваемый!

– Кажется, ты не понимаешь всей серьезности ситуации, – уже начиная раздражаться, заметил Жан.

– Наоборот, – сухо ответил Виктор. – Уж если кто понимает ее в полной мере, так это я. Пока мы тут с тобой ведем светские беседы, а твои «коллеги» собирают против меня фальшивые улики, которым грош цена, поисками Нади никто не занимается!

– Это не так! Ты не имеешь права так отзываться о них. Всех подняли по тревоге. Они уже перевернули вверх дном твой дом и сад, а сейчас, скорее всего, уже осматривают твои виноградники.

– Тогда пусть Бог спасет этого ребенка, Жан, потому что больше никто этого не сделает!

Два часа, на протяжении которых Жан пытался вытянуть из Виктора Лессажа хоть какую-то информацию, прошли впустую. Человек, сидевший напротив него, казалось, смирился с судьбой. «Проклятый из Пиолана», как называл его кое-кто из местных, почти не реагировал на провокационные вопросы бывшего жандарма. Однако Жан Вемез и не ожидал признаний. Он ни секунды не верил в вину Виктора. Нет, все, чего он ждал, – это хоть какой-то реакции, малейшей зацепки, которая позволила бы ему вытащить этого человека отсюда.

Сам он предпочел бы сейчас оказаться как можно дальше от этого городка. «Дело близнецов из Пиолана» когда-то было «его» делом – точнее, его провалом, его проклятьем. Вскоре после получения офицерского звания и вступления в должность, в тридцать пять лет, он волею судеб возглавил оперативную группу, занимавшуюся поисками близнецов и, как вскоре выяснилось, не сумевшую действовать должным образом. Считается, что наиболее критическими для поисков являются первые сорок восемь часов после исчезновения детей. Жан слишком поздно убедился в справедливости этой статистики.

Бывший жандарм все еще хорошо помнил то утро 11 ноября 1989 года. Как и многие другие, ночь накануне он провел без сна – но не из-за расследования. Кадры разрушения Берлинской стены, транслируемые в прямом эфире на протяжении двадцати четырех часов, заворожили его. Музыка Ростроповича, игравшего на виолончели, взволновала его до слез. Однако эти эмоции не шли ни в какое сравнение с теми, которые он ощутил несколько часов спустя.

Солен в белом платье для первого причастия… Венок из белых цветов в волосах… Маленькое тельце, лежащее на влажной от росы траве, со сложенными на груди руками… При взгляде на нее первая мысль Жана была такой же, как у нашедшего ее садовника: Солен и правда была похожа на ангела.

Вскрытие установило, что перед смертью девочка не подвергалась жестокому обращению и сексуальному насилию. Это было хоть каким-то утешением, за которое весь город уцепился как за соломинку. Солен умерла от удушья. В трахее не обнаружилось никаких инородных частиц, и наиболее вероятной была признана версия, что убийца сдавил ей горло руками. Ее личико выглядело таким маленьким… Не требовалось обладать особой силой, чтобы ее задушить.