- Я уже поужинала, - цежу в ответ, отводя глаза, и киваю на тарелку макарон, к которым даже не притронулась.
Чувствую, что он смотрит. Как будто кожу живьем с меня снимает. Жжет не меньше, чем от раскаленного металла, вот только никакой поток воды остудить его гнев не поможет. Я знаю. Исаев скор на расправу.
- Прекрасно. Мне больше достанется. – Тон голоса просто ледяной.
Я поднимаюсь, убираю тарелку. Чувствую себя куклой – движения деревянные и как будто неестественные.
- Лиза приезжала, - говорю зачем-то. Нам же нужно с чего-то начать разговор.
- Знаю.
Ну конечно он знает. Казимир наверняка обо всем доложил.
Снова повисает гнетущая тишина. Я вцепляюсь пальцами в столешницу до побелевших костяшек. К черту все!
Резко развернувшись, я выпаливаю:
- И что дальше, Богдан? Ну поселил ты меня здесь, а что потом? Ты что, думаешь, я буду и дальше жить в твоей квартире? Или ты семью на троих устроить решил? Будем весело жить: ты, я и моя любимая сестренка! Ах, прости! Наша любимая, - делаю едкий акцент, выделяя это слово интонацией.
- С кем я встречаюсь, не твое дело, и нашего спора по поводу детей не касается. Здесь никого постороннего не будет, можешь не переживать.
- Не касается? Ты это серьезно?! И о каком вообще споре о детях речь? Он мог бы быть, если бы ты был их отцом! – снова делаю глупую попытку разубедить его. И она, конечно, не срабатывает.
- Я все еще официально твой муж, а значит, хочешь ты того или нет, я являюсь их отцом. Любой суд это признает и, уверен, в документах я так и записан – я уже проконсультировался с юристом. Ты была в браке, а значит в свидетельстве о рождении и так стоят мои данные! – горячится Богдан, распаляясь от злости еще больше, - И, боже, прекрати ломать комедию! Ты просто посмотри на них! Они же моя копия, просто вылитые! Но пусть, раз тебе так нравится страдать фигней, сделаем ДНК тест.
- Эти дети только мои! И ДНК делать я не позволю!
- Я не собираюсь у тебя спрашивать разрешения. И тебе лучше не мешать мне и не вставлять палки в колеса. – Сурово произносит он, - Мы либо договариваемся полюбовно, Снежик, и находим какой-то компромисс, либо я отбираю у тебя детей. Вычеркнуть меня из их жизни у тебя не выйдет. Я уже сказал, что у меня достаточно денег, чтобы оформить над ними опеку без твоего согласия.
Эти слова хуже пощечины.
- Я их мать! И ты что, вот так просто возьмешь и отнимешь у меня детей, которых я родила и выносила под сердцем?
- Но ты ведь у меня отняла возможность видеть, как они родились, как делали первые шаги, как получили первую игрушку. Что, отомстила? Рада?
Богдан смотрит на меня пронзительно, будто уничтожить хочет. А я… мне больно. И я больше не хочу входить в чье бы то ни было положение, жалеть, думать о других, как учила мама. «Ну перетерпи немного, зато не обидишь». Я всегда такой и была. Удобной, тихой, прилежной и примерной девочкой, забитой серой мышкой. Держалась за мужа, в рот ему готова была заглядывать, а он и рад был такой послушной и внимательной жене, что даже в малейших вопросах не перечит.
- Ты не заслужил этого видеть, Исаев, - улыбнувшись совсем не весело, говорю я вдруг неожиданно для самой себя.
Богдан меняется в лице, рычит по-звериному и, в мгновение ока оказавшись рядом, хватает за плечи и впечатывает в стену.
- Повтори, что ты сказала, - грозно требует севшим голосом. Ноздри раздуваются от гнева, он явно сдерживается, чтобы не сомкнуть пальцы крепче и не причинить боль.
