Нельзя сейчас провоцировать. Нельзя, нельзя, нельзя – мигает красной строкой внутри.
- Ты не заслужил этого видеть, - повторяю я хрипло, смело глядя прямо, не уводя взгляда в сторону. - Я тебе больше скажу: ты бы никогда не увидел, как они пошли в садик, не увидел бы похода в первый класс или их выпускной, если бы не эта чертова случайная встреча! Никогда не узнал бы о детях. Не после того, что сделал с нами. Ты меня предал! Нас предал. С моей родной сестрой изменил… как ты мог? После всего, через что мы прошли, что пережили вместе…
Исаев дышит тяжело, глядя в мои глаза, морщится, как от нестерпимой боли на последних словах.
- Ты тоже… сама же сказала, что полюбила другого.
- Никого у меня не было, Богдан, - устало отрицаю я, без труда отталкиваю от себя и он отступает, - я сказала это лишь для того, чтобы ты отстал и не искал меня. Ты бы не отпустил, если бы узнал о беременности, а я… я же не железная, - голос становится сиплым из-за переизбытка эмоций, которые я безуспешно пытаюсь сдерживать, - Я бы не смогла видеть вас вместе с Лизой. Еще и врач поставил угрозу прерывания, сказал, если не убрать стресс и не пройти терапию, я детей потеряю. Мужа тогда я уже потеряла… - хохотнув печально, качаю я головой, - вот я и решила, что раз уж ты меня предал, отсечь лишнее. Знаешь, как при ампутации, убирают отжившее, чтобы человека спасти.
Исаев стискивает руки в кулаки, дышит тяжело и часто. Что, неприятно, милый, слышать, что ты то самое отжившее? Даже и не думал, наверное, что я тебя из жизни вычеркнуть смогу и дальше жить, настолько я от тебя зависела во всем… по каждому поводу бежала советоваться, как мне тогда казалось, а на деле просто он за меня все решал. И обоим было удобно и хорошо. А потом меня со всего размаха жизнь лбом об асфальт размазала, показала, что ни ка кого полагаться нельзя. Даже на человека, которого считал родным…
- Ты ведь знаешь, что я рос без отца… - глухо выдавливает он, - как ты могла?
От такой претензии грудь обручем передавливает. Даже сейчас, когда Исаев знает, что кругом виноват, вместо хоть каких-то извинений выставляет меня в худшем, чем он сам, свете. Да, слова ничего не исправят, не залечат и не спасут, но можно ведь сказать хоть что-то… что жаль, что виноват, прости. Но нет. Видимо, такие упертые твердолобые люди, как он, прощения даже в таких ситуациях не просят. Ну конечно – кто Исаев, и кто я. Плебейка, как любила выражаться его мать.
- А как ты мог, Богдан? – спрашиваю тихо, вглядываясь в глаза бывшего, если не по документам, то по ощущениям, мужа. – Я этим вопросом теперь все время задаюсь. Ты уже пережил, тебе наплевать, а я как будто на два года назад вернулась. Почему? Ты можешь ответить хотя бы на этот вопрос?
Но вместо ответа Исаев рубит ладонью воздух, словно точку в этом разговоре хочет поставить.
- Хватит. Все это в прошлом, я не собираюсь это обсуждать.
Я хмыкаю тихо и качаю головой:
- Я же не так много прошу. Просто скажи причину, потому что я устала ее искать, устала думать об этом. Тогда и сейчас снова. Это из-за того, что я от гормонов во время попыток ЭКО располнела? – голос дрожит и чуть не срывается, - Или потому что Лиза красивее меня? Она яркая, сексуальная, мелькает все время на работе перед глазами, а дома я, плачусь тебе, толстая, опять о детях ною. Никуда не хожу, не наряжаюсь, не крашусь, вот тебя и потянуло, да? – перечисляю я, а у самой слезы в глазах стоят, - Только, Богдан… почему именно Лиза? Почему моя сестра? Неужели не мог на стороне женщину найти?
