Блокада. Книга 2 - страница 74

Так размышлял Валицкий.

Будучи весь под властью этих невеселых мыслей, он тем не менее не спускал глаз с телефонного аппарата, каждое мгновение ожидая звонка.

Звонок раздался, когда стоящие в углу кабинета часы показывали без пяти восемь. Валицкий схватил трубку, поднес к уху и, радуясь, что сейчас услышит голос Веры, торопливо проговорил:

– Да, да, слушаю!

– Валицкий Федор Васильевич? – раздался в трубке женский голос.

– Да, да, это я! – еще не отдавая себе отчета в том, что это не Вера, воскликнул Валицкий.

– Ваш телефон выключается на время войны, – снова зазвучал в трубке холодный, какой-то металлический голос.

– Что?.. Как?.. – недоуменно пробормотал Валицкий. – Как выключается? – И поспешно добавил: – У меня уплачено до… Кто это говорит?

– Телефонная станция. Аппарат выключается до конца войны.

– Послушайте! – оглушительно крикнул в микрофон Валицкий. – Мне должны сейчас позвонить! Вы… вы не имеете права! Я…

И вдруг он понял, что кричит в пустоту. Никто не слышал его. Аппарат был мертв.

Валицкий медленно положил трубку на рычаг, потом с какой-то едва тлеющей надеждой снова снял ее, приложил к уху. Но по-прежнему не услышал ни звука, ни шороха. Ничего. С таким же успехом можно было прислушиваться к куску дерева или металла.

Он положил трубку на стол. Часы гулко пробили восемь.

Произошло непоправимое. Теперь Вера уже не сможет ему позвонить…

С отчаянием Валицкий подумал о том, что не знает адреса Веры – ни домашнего, ни служебного. Ему показалось, что она потеряна для него навеки…

Федор Васильевич попытался взять себя в руки и трезво обдумать случившееся. Хотя он еще не знал, выключены ли в городе все квартирные телефоны или это касается только людей, не связанных с выполнением оборонных заданий, было ясно, что телефона лишился не только он. Следовательно, Вера не может не узнать об этом. Возможно, что уже при первой попытке дозвониться до него ей сообщат со станции, что телефон выключен. В этом случае она придет сюда сама. Несомненно, придет… Но когда? При ее занятости вряд ли ей легко будет выбрать время.

И кроме того, если взглянуть правде в глаза, зачем он ей, собственно, нужен? Ведь до сих пор Вера звонила просто так, из чувства сострадания, понимая, что происходит у него на душе. Звонила, так сказать, в память об Анатолии. Снять трубку и позвонить – для этого всегда можно найти время. Но покинуть госпиталь на два-три часа только для того, чтобы навестить взбалмошного старика? Вряд ли…

И все-таки Валицкий надеялся, что Вера придет. Она чувствует, что необходима ему. Она добрая, чуткая девушка. Она придет хотя бы для того, чтобы узнать, нет ли новых писем от Анатолия.

Когда? Может быть, уже сегодня вечером, убедившись, что телефон не работает. Или завтра. Но придет обязательно, в этом Валицкий уже не сомневался.

Он медленно положил трубку на рычаг ненужного теперь телефона. Откинулся в кресле и закрыл глаза. Из черной тарелки прикрепленного к стене репродуктора доносился мерный стук метронома. Это означало, что в городе сейчас спокойно.

«О, если бы этот метроном был чувствителен не только к очередному несчастью, обрушившемуся на сотни тысяч людей, но и к горю каждого отдельного человека! – подумал Валицкий. – Тогда он постоянно стучал бы лихорадочно быстро…»

Потом мысли его перескочили на другое: «Где же все-таки живет Вера? Очевидно, где-то в районе Нарвской заставы. Именно туда направлялся трамвай, на который я посадил ее в тот поздний июльский вечер. Да, да, несомненно, за Нарвской, ведь ее отец работал раньше на Путиловском, и вполне естественно, что они жили где-то неподалеку…»