— Как тебя угораздило вляпаться так, а, волчонок? И это… может, представишься уже? Знаешь, после всего, что между нами было…
Он насупился.
— Ты, красна девица, сперва молодца напои-накорми, в баньке попарь, в постель уложи, а потом вопросы спрашивай.
— А поленом по хребту не хочешь?
— Называй меня Рудольфом, хотя… можно и “любимым”.
— И все же поленом…
— Злая ты баба, баронесса, совсем неприветливая. И нехозяйственная. Все самому придется делать.
И в самом деле: налил в чайник воды из ведра, сунул нос в мешок с травками, потом насыпал горсть в чайник и поставил его в печку. Потом сполоснул чашки и даже дверь выбитую приставил на место. Разлил чай, жадно принюхиваясь к Агатиной корзинке. Пришлось доставать каравай.
Хлеб с медом, да вприкуску с травяным чаем – что может быть лучше?
— Понимаешь, я ведь думал, что у нас любовь, – сумрачно вздыхал Рудольф, глядя на Агату невозможными своими серыми глазами. – Она такая была… такая!
— Любовь, ага, – хихикала Агата, которую от горячего и крепкого травяного чая развезло не хуже, чем от пары бокалов вина. – Лет тебе сколько было, Ромео?
— Шестнадцать, — парень наморщил нос чисто как волк. – И что? У нас в деревнях девки в пятнадцать вполне себе замуж выходят и детишек рожают. А тебе, поди, уж все двадцать! Ты это вон… перестарок, во!
— Кто? – поперхнулась Агата. Как точно он угадал! Двадцать один ей исполнился буквально неделю назад.
— Перестарок! Старая дева! Вековуха!
Агата кивала головой на каждое слово, радостно улыбаясь. Какой, однако, разговорчивый волк ей попался!
— Пе-ре-зрел-ка! – наконец, гордо закончил свой перечень синонимов Рудик.
Агата картинно зааплодировала.
— Красавец, – одобрила она.
— Что, правда?
— Нет. Но твоему лексикону впору и позавидовать.
— А? – парень выглядел озадаченным, но на всякий случай кивнул головой.
— Раз мы закончили обсуждать мою персону, давай перейдем к допросу… в смысле, к беседе о тебе. Итак, тебе шестнадцать.
— С ума сошла? Мне девятнадцать!
— Ты что, серьезно три года волком бегал?
— Ага. И если бы ты меня не расколдовала, о великая перезрелая магичка, я бы так волком и подох. Возможно, даже сегодня. Видела, какие у ребяток из патруля топоры были? – Рудик почесал заросшую щеку и вздохнул. – Острые. Хоть брейся ими.
— Да, побриться тебе не помешает, – согласилась Агата. – Так что там с твоей невестой? Рассказывай сначала, не юли. Поди сам же и поломал все.
Волк лукаво усмехнулся, и Агата явственно поняла, что лет через пять, может, даже и раньше, из этого нескладного еще мальчишки вырастет удивительно обаятельный мужчина, гроза всех барышень округи. Оборотни развиваются быстро и рано взрослеют. Если его не пристукнут раньше, конечно.
— Ну, допустим, сам, – легко согласился он. – Но если б я знал, что Алеся моя приходится родственницей бабке Васе, неужто я бы с Сонькой целоваться придумал?
— Бабке Васе? – встрепенулась Агата. На память она не жаловалась. – Это не родственница ли бабки Алены?
— Ага. Родственница. Сестрица ее родная, старшенькая. Две их у нас в лесу живут: Елена да Василиса, обе…
— Прекрасные?
— Ты ж видела бабку Алену. Может, раньше и прекрасными были, а теперь – премудрые. Эх! Старые крысы.
Агата фыркнула удивленно. Премудрые, ты ж погляди! Какой интересный мир!
— А скажи мне, ребенок, ты чей будешь-то? Ищет тебя кто, наверное? Ну, кроме этих… с топорами?
— Не уверен, – вздохнул Рудольф. – Вообще, я принц, вот веришь-нет… ну что ты ржешь, как та лошадь? Принц, говорю! Ну ладно, не совсем принц. Но отпрыск рода знатного. Батька мой – сам князь Бурый. Ее высочеству, между прочим, служил в свое время, ну как служил… охранял ее, пока она там в темнице тужила. Это когда у нас тут Черномор правил, да.
