Там и здесь женщины терли глаза. Зеваки смотрели растерянно, словно понесли великую потерю, не понимая толком, в чем она заключалась.
Одной из них была мать Нормы Джин. Косметика на лице размазалась, вуаль стала влажной и липкой, в глазах у Глэдис стояли слезы, а взгляд ее был расфокусирован, точно две миниатюрные рыбки уплывали прочь друг от друга. Натянуто улыбаясь, Глэдис что-то шептала себе под нос. Она скользила взглядом по Норме Джин, но, казалось, не видела ее. Затем побрела куда-то, нетвердо ступая на высоченных каблуках. Норма Джин заметила двух мужчин, стоявших порознь, они не сводили с Глэдис глаз. Один из них вопросительно свистнул ей вслед. Все это напоминало на внезапное начало танца в мюзикле с Фредом Астером и Джинджер Роджерс – за тем исключением, что музыка так и не грянула, и Глэдис, похоже, не замечала того мужчину, и он тут же потерял к ней всякий интерес, развернулся, зевнул и зашагал в другую сторону. Второй, рассеянно почесывая мошонку, точно был на улице один и никто его не видел, двинулся в противоположном направлении.
Зацокали копыта! Вскинув изумленный взгляд, Норма Джин увидела человека в форме. Он сидел верхом на высокой, красивой, пучеглазой гнедой лошади и, щурясь, смотрел на нее сверху вниз.
– Девочка, где твоя мама? Ты же здесь не одна, нет?
Оробевшая Норма Джин лишь отрицательно помотала головой – нет, не одна. И бросилась вдогонку за Глэдис, и взяла Глэдис за руку в перчатке, и снова Глэдис не вырвала руку, не оттолкнула Норму Джин, ибо конный полицейский пристально смотрел на них. Скоро это случится. Скоро, но не сейчас. Глэдис была не в себе. Казалось, она не может вспомнить, где оставила машину. Но Норма Джин помнила, точно или хотя бы примерно, и в конце концов они нашли свой тускло-зеленый «форд» 1929 года выпуска на торговой улице, идущей перпендикулярно бульвару Уилшир. Норма Джин подумала: как это странно, ну прямо как в кино, что у тебя есть ключ от определенной машины; из сотен, тысяч машин у тебя есть ключ только от одной; ключ, который Глэдис называла ключом «зажигания». И когда ты поворачиваешь его, этот ключ «зажигания», заводится мотор. И теперь ты уже не потеряешься, не останешься в затруднительном положении за много миль от дома.
В машине было жарко, как в печке. Норме Джин хотелось в туалет, просто ужас до чего хотелось, и от этого она так и ерзала на сиденье.
Вытирая глаза, Глэдис раздраженно заметила:
– Одного хочу: не горевать. Но помалкиваю. – И неожиданно резко добавила, обращаясь к Норме Джин: – Что стало с твоим платьем, черт побери, а?
Кромка его порвалась, зацепившись за выщербину в ограждении.
– Я… я не знаю. Это не я.
– А кто? Санта-Клаус?
Глэдис хотела поехать на «еврейское кладбище», но понятия не имела, где оно находится. Несколько раз останавливалась на бульваре Уилшир, чтобы спросить дорогу, но никто не мог ничего сказать. Закурив «Честерфилд», она продолжала ехать вперед.
Сняла со шляпки-колокола липкую вуаль и швырнула ее на заднее сиденье – туда, где месяцами валялись газеты, киножурналы, книги в мягких обложках, задубелые носовые платки и разнообразные предметы гардероба. Норма Джин продолжала ерзать на сиденье, а Глэдис задумчиво заметила:
– Может, у евреев вроде Тальберга все по-другому. Иной взгляд на вселенную. Даже календарь у них не такой, как у нас. И то, что кажется нам новым, необыкновенным, для них давным-давно уже не новость. Ведь они наполовину живут в Ветхом Завете со всеми его бедствиями и пророчествами. Будь у нас такой взгляд… – Тут она умолкла. Покосилась на Норму Джин, которая изо всех сил старалась не описаться, но хотелось ей так сильно, что боль между ногами была острой, точно игла. – В
