Блошиный рынок - страница 2

То, чем интересовался дед, казалось мне скучным старьем. Даже для коллекционера это барахло, по моим представлениям, никак не могло представлять никакого интереса. Конечно, мне и в голову не приходило, что люди собирают что угодно и готовы потратить колоссальные деньги на какую-то фигульку, какую обычный человек будет хранить разве что в старой коробке в дальнем углу гаража.

Признаться, и сейчас, по прошествии лет, покупки деда Власия никак не объяснить коллекционированием в обычном понимании этого слова.

Так что мои интересы и дедовы совсем не совпадали.

Но если он заговаривал с продавцом о той или иной вещице, я слушал разинув рот. Ничем не примечательная дверная ручка вдруг обретала совсем новый смысл, становилась чем-то бо́льшим, чем элемент фурнитуры.

Например, так я в первый раз узнал, как через дверную скобу умывают от сглаза. Двое обычных взрослых мужчин абсолютно мимоходом, не заостряя внимания, оценили удобство дверной ручки именно в этом контексте.

Ключевую воду ножиком перекрестить, через скобу двери полить в ладонь, по лицу водой из ладони провести три раза и за порог отворенной входной двери стряхнуть, проговорив: «Бесовье, откуда пришло, туда и иди!»

Тогда же как бы между прочим дед Власий рассказал, что нельзя давать похлопывать себя по плечу и спине незнакомому или потенциально нехорошему человеку. Так обычно людей и портят. В смысле порчу наводят.

Вот старуха, про которую нехорошие слухи ходили, беременную молодую соседку приобняла, по голове погладила, будто ласково. А у той как прихватило, так и до больницы не довезли. У ребенка пальцы рук, уши да затылок порча съела.

Я после этого рассказа вылупился на деда Власия в полном обалдении и ужасе, а тот как ни в чем не бывало продолжил, что, мол, когда знающий начинает с пострадавшим работать, то, если знахаря начинает одолевать рвота, это порча наведена, а если зевота, то сглазили.

Под сильным впечатлением потом у мамы переспросил, знает ли она о таком вот. Она даже не удивилась, что я задаю подобные вопросы. Да, сказала, меня твоя бабушка тоже через дверную скобу умывала как-то, у нее глазливая начальница была, черноротая. Постоянно лаялась, каждому находила, что гадкое сказать.

– И ты в это веришь? – спросил я.

Мама пожала плечами, ни секунды не задумываясь, рассмеялась и показала маленькую английскую булавку, приколотую вниз головкой на изнанку воротника своей блузки:

– Верю не верю, а пусть будет! Никто не пристанет.

И снова рассмеялась.

Молодой мужчина, сверкая в веселой улыбке золотым зубом, продавал чугунный утюг, из тех, что нагреваются жаром положенных внутрь углей, и пару чугунных навесных замков, разомкнутых, но без ключей.

– А это хочешь – сундук с богатством запирай, а хочешь – жену, смотря что тебе дороже! – балагурил он. – А что ключа нет, так это даже надежнее!

Золотой зуб и некоторая чернявость продавца делали его похожим на цыгана.

Я вспомнил случай с маминой подругой юности Алевтиной, про который не раз слышал в мамином пересказе. Рассказывая, мама всегда делала упор на то, что это история про воров и мошенников. Я бы так и считал, если бы не одна деталь, о которой вспомнил гораздо позже, хотя слышал про случай с Алевтиной не один раз.

С Алевтиной никогда не случалось ничего странного. Если и бывали неприятности, то как у всех, как у любого человека. И причины понятны, и последствия. Звезд с неба не хватала, но неглупая, осторожная, постепенно шла к своей цели, рассчитывая в основном на себя, а не на волю случая. В приметы если и верила, то тоже – как все. Постучать по дереву, присесть перед дальней дорогой, вернувшись с полдороги, посмотреться в зеркало – вот это вот всё.