– Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас!.. – уже и молиться начал, растерялся совсем, тут и королевишна вернулась, да от зрелища того чуть в обморок не упала.
– За бабкой повитухой беги, дочка, до больницы нам её не довести, родит по дороге.
Вопли Жюзьен по всей деревне слышны были; так что, скоро вести и до окраины дошли. Бросил Реми работу и бегом до дома, ни разу не остановился, запыхался весь, когда добежал.
Как увидел кровищи сколько вокруг любимой разлилось, чуть с ума не сошёл.
– Шёл бы ты отсюда, парень, не до тебя ей! Чуть жива…
– Что говорите такое? Как же она без меня?! – за руку взял, целует и слёзы на глазах. – Ей в госпиталь надо, там врачи хорошие.
– Не довезём, растрясём по дороге, итак кровотечение.
– Тогда я врача сюда привезу!
– Поторопись!
Бросился к соседу, коня выпросил и со всей дури в город погнал.
– Слабеет она, а роды не идут. Истекёт… – повитуха показала на скальпель. – Резать надо. Только я не мастак по этим делам.
– Я, больше чем нарыв, ничего и не вскрывал.
– А ещё аптекарь! – укорила бабка.
– Есть в соседнем селе мужичок, колдун сильный, может, он поможет, послать бы за ним.
– Не хочу! Не надо, – простонала Жюзьен.
– А жить хочешь? О ребёнке подумай! Времени мало. Оба помрёте…
Послали кого-то, да только не успел он до соседней деревни доехать, колдун уже тут как тут был. Откуда узнал? О том никто не ведает, может, у них на своих чутьё работает?..
Выгнал всех из дома и ставни закрыл, чтоб никто не подглядывал.
– Ну, здравствуй, бедовая голова! Наслышан я о тебе, что учиться не приходишь?
– Сама кого хочешь научу!
– Так сильна?! Что ж себе не поможешь? Вытолкни его, да и дело с концом, – руки помыл в её крови, улыбается, глаза недобрым огнём горят. – Долго от призвания бегать будешь? Мало нас таких, каждый на счету. Ты свою силу веками растила, да только с пути сбилась. Любви поддалась. Негоже нам слабостям человеческим служить, – руку ей под спину просунул, боль и отпустила.
Хорошо так стало, но не долго, живот напрягся, стал как каменный. И, будто, вырывал колдун дитя изнутри тёмной силой своею. Малыш не кричит, не шевелится, крохотный такой.
– Мёртвый?
– Почти. Подумай, нужен ли?!
– Что с ним не так?
– Слепой он. Отдай мне его, себе ещё родишь здоровых и сильных, не таких как этот.
– Что удумал! Чтоб я своё дитя в чужие руки отдала?! Лучше убей меня, не бывать этому!
– Ну, как знаешь. Только не плачь потом…
– Пугать меня вздумал?
– Ох, как запела, а до этого помирать собиралась! – рассмеялся ведьмак. – Сама мне его принесёшь! А пока, пусть подрастёт да окрепнет.
– Не бывать этому! Никогда!
– Да, ты лежи, не кипятись, а то опять кровь польётся, только уже никто не поможет, – руку стариковскую ей на голую грудь положил, как иголками её закололо, загудели протоки молочные от приливной волны.
– Сама принесёшь, да в ножки поклонишься, – сказал, как отрезал, и исчез.
– Нет! Нет! Не будет по твоему! – кричала ему вслед Жюзьен, да только её никто уже не слышал.
Прибежали аптекарь с повитухой, ожидали мёртвого ребёнка увидеть, раз мать так рыдает, ан нет, живой, только слабенький очень. А колдуна и не видать, след простыл. Пупок новорождённому перевязали, помыли, укутали, к груди прикладывают, а из неё молозиво прямо капает, чудеса да и только.
