Камни привозили на телеге, сами загружали, сами выгружали, сами строили. Не по карману рабочих нанимать. В материалах не нуждались, аптекарские деньги помогали, но не сорить же ими, всё по делу, монетка к монетке, ещё за свадьбу не со всеми рассчитались.
Так и жили день за днём. До зимы крышу сделали, остались внутренние работы. Жюзьен по дому и по хозяйству со своим большим животом ползает, как поспевает и сама не знает. Кристель отдыхает, красоту наводит, мужа ждёт… Зашёл как-то раз аптекарь дочку проведать и понял всё. Жалко ему сироту стало, на сносях уже, а девица его ленивая, будто и не замечает, как другим тяжело.
– Жюзьен, я к тебе помощницу пришлю, от нашей красавицы, как вижу, проку мало.
– Не потерпит Ронан чужих в доме, – с тяжёлым вздохом сказала и разрыдалась.
Обнял как свою, к сердцу прижал.
– Ты уж прости нас, что дочку не воспитали как надо, одна она у нас, вот и жалели все. Мать её баловала, всё ей прощала, мне бы встрять по-отцовски, а всё работа, работа, да ты и сама знаешь, я в деревне и за врача, и за писаря. Все ко мне бегают, чем могу, помогаю.
– Вы – золотой души человек, Ренне, столько для меня сделали! Я всегда Вас добрым словом вспоминать буду.
– Чего это вы тут обнимаетесь? Я не поняла! – явилась с прогулки Кристель. – Ты дочку проведать пришёл, или со своей любимицей повидаться?!
– Не стыдно тебе, бессовестная, всё на беременную перекладывать, бедняжка совсем тяжёлая.
– А чем я ей помогу? Меня не учили за скотиной ухаживать и грязь убирать, вы меня к другой жизни готовили!
– Да, кто ж виноват, что ты с первым встречным во все тяжкие ударилась?! Чего хотела – то и получила, привыкай! Тут тебе не на рояле музицировать!
Обиделась, ушла, дверью стукнула, да так, что ребёнок в животе у Жюзьен подпрыгнул, надавил куда-то, она и вскрикнула.
– Посиди, моя хорошая, а может, приляжешь?
– Спасибо, лежать мне тяжело. Я посижу маленько.
– Во сколько мужчины ваши уходят?
– Да как светлеет так и уходят, а по темну возвращаются.
– Вот я тебе и пришлю подмогу, пока их нет, Ронан и не узнает. Где же это видано, чтобы в таком положении, ты всё одна делала?!
Только спазм не проходил. Испугалась Жюзьен, живот начала гладить.
– Э, нет, девонька, прилечь-то придётся, дай-ка я тебя осмотрю.
Такой боли с роду Жюзьен не испытывала, словно калёным железом поясницу ей скрутило, закричала, всем телом дёрнулась, да опала на скамье без чувств.
Посмотрел аптекарь, а там кровь, что-то не так пошло… Испугался, засуетился, а не отойти от беременной, и за помощью послать некого. Была в той деревне одна повитуха, совсем необразованная, но умелая по-народному, её мать и бабка тоже повитухами были. К ней бы бежать, да как несчастную оставишь, свалится ещё со скамьи. Живот ходуном ходит, ребёнок бьётся, места себе не находит.
– И где только черти эту Кристель носят! – выругался, а у самого руки дрожат от волнения. Пошлёпал Жюзьен по щекам, чтобы в чувство привести, а она как закричит, хуже прежнего. Делать нечего, надо к родам готовиться, может дочка, всё ж таки, вернётся и поможет.
– Что такое? Что со мной?!
– Держись, Жюзьен, кажется, роды начались.
– Так рано ещё! Восьмой месяц только начался…
– И так бывает, тут уж ничего не поделаешь. Только перелечь тебе надо на стол, я помогу!
Скинул всё со стола, одеяло набросил, простынёй накрыл чистою, от платья Жюзьен высвободил. Криком кричит, бьётся как рыба без воды, несчастная.
