Делать нечего, пошли на поклон к Жюзьен родители с подарками дорогими, милым Богом прощения вымаливали, чтоб забрала свои слова обратно. Да слово не воротишь, но всё же сжалилась над ними, ушла с мальчишкой с глазу на глаз поговорить, к месту, где корову схоронили.
– Язык твой – враг твой, запомни! Пожалею я твоё ухо ради мамки с папкой, но ты крепко-накрепко запомни, нельзя людей обижать, а то сам на их месте окажешься. За всё в жизни плата есть. Ложись на землю больным ухом, да слушай, что будет…
Обливаясь слезами, лег мальчишка как велено было. А из-под земли, вдруг, раздалось мычание, вскочил как ужаленный и со страхом великим убежал до дому своего, не оглядываясь. Родители вернулись, а ухо, как ничего не бывало, – здоровое, но сына словно подменили: присмирел, с друзьями гулять отказывается, в игры не играет, коров почему-то боится…
На свадьбу все пришли, сильно уж интересно на горячую парочку поглазеть, да и угощение славное, аптекарь и Ронан хорошо постарались.
Священник, всё тот же, что на похоронах у Катарин был, пробубнил себе под нос монотонно венчальные молитвы без особого на то вдохновения. На проповеди так и вовсе, гости чуть не позасыпали, а за столом, гляди, оживился, как пару рюмок хорошего кальвадоса выпил, так и праздничный вид приобрёл.
– Что ты грустная такая? – Реми жену обнял, в глаза заглянул.
– Да так, на людей смотрю, изучаю…
– Чего их изучать? Людей любить надо!
– Не получается у меня, как у тебя, на всё глаза закрыть и просто любить их, Реми. Как же изъяны не замечать? Как не воспитывать?.. Ведь живут, как сорная трава, и думать не думают, что за всё ответ держать приходится!
– Что за мысли в твоей голове, жена? Не сегодня, давай, праздник ведь!
«Не было бы этого всего, если б я бурёнку не погубила…» – думала Жюзьен, но держалась, мужа пожалела, он в неведении своём – счастлив с нею. А её душа изболелась вся, радости больше не ощущает, и голоса заветного не слышит… Ушла тихонько ото всех, туда, где коровка лежит, и снова плакала.
«Сколько меня мучить будешь? Почему не отвечаешь?! Каюсь и слёзы лью который день, но ты меня оставил!..»
«Здесь я, никуда не делся. Больно на тебя смотреть.»
«Правда, здесь?» – Жюзьен вскочила, вокруг огляделась, там во дворе столы накрыты, голоса подвыпившие слышны, музыка играет, лампы яркие горят… А она в темноте – одна одинёшенька, возле бугорка сидит. На этом месте цветы посадила, да только не приживается ничего.
«Отец, ты меня прощаешь?»
«Бог милостив, Жюзьен, только пойти тебе надо к священнику и исповедоваться честно, ничего не тая…»
«К этому? Ты его видел?»
«Найди того, кому доверишься.»
«Зачем искать? Ты здесь – в моей голове…»
«Нет у меня теперь таких полномочий. Только молиться за тебя могу.»
«Помолись, отец, помолись, может приведёшь меня к тому, кому сердце открою, а сейчас не могу, прости. Муторно мне на людей смотреть.»
«Дело не в них, а в тебе. Лампадка твоя почти совсем погасла, зла на сердце много. Вот и видишь во всём только плохое. Даже не заметила, как Кристель на тебя с благодарностью смотрит, как счастлива девица. Да и Адриан не нарадуется…»
«Ты ж говоришь, зла много! А кто им это всё дал?»
«Бог и дал, Он так милостив, что и из плохого доброе сделать может. Не колдовство твоё их счастливыми делает, а молитвы, добрые помыслы и слёзы твои. Когда поймёшь это – путь свой исправишь.»
– Вот где ты, а я уже весь двор оббегал, все сараи осмотрел! Снова плачешь! Да, что же мне с тобою делать?! – снял куртку, набросил ей на плечи, к своей груди прижал. «Уж не по брату ли нашему убивается? Неужели его больше меня любит?!»
