Читать онлайн Ольга Виноградова - Блуждающая искра

Его отец, богатый был маркиз, Но жертвой стал народного волненья: На фонаре однажды он повис Как было в моде, вместо украшенья. Приятель наш, парижский Адонис, Оставив прах родителя чужбине Не поклонился гордой гильотине Он молча проклял вольность и народ И натощак отправился в поход И наконец, едва живой от муки, Пришел в Россию, поощрять науки…" (М.Ю.Лермонтов "Сашка") Вечер шестнадцатого июля одна тысяча восемьсот двадцать второго года. Анри Франсуа Дельбёф, новый воспитатель и учитель сыновей графа Верейского, спустился в столовую. Этот хорошо образованный, серьезный и несколько замкнутый человек пользовался симпатией и уважением хозяев дома. Месье Дельбёф держался отменно вежливо, но с достоинством, без малейшего подобострастия. Француз не был прислугой, поэтому всегда сидел с хозяевами за одним столом.  В случае приема гостей  или приезда родственников его тоже всегда звали в гостиную, как члена семьи. – Месье Дельбёф… Анри… прошу… – приветливо кивнул ему господин Верейский – вы не против, если я буду называть вас по имени? – Отчего нет… ваше сиятельство… – мягко склонил голову Дельбеф и сел на предложенное место рядом с хозяином дома. Тот осторожно поправил высокий галстук и взялся за салфетку. –  Говорите проще, Анри…можно просто Андрей Васильевич… А у нас сегодня гости, помните молодого князя Чудинова, его сестру Элен и воспитанницу их семьи Аннет? Дельбёф с удовольствием обвел глазами красиво сервированный стол. Взгляд невольно задержался на большой тарелке в центре стола с мясом, посыпанном зеленью. В колеблющемся пламени свечей сверкали хрустальные бокалы и салатницы, золотились бутылки шампанского. Слуга объявил о появлении гостей. – Роман Петрович… дорогой… мы вас заждались… –  граф Верейский встал из-за стола при появлении князя Чудинова – Елена Петровна…я и моя супруга очень рады вам… – он склонился к руке его сестры, княгини Чудиновой. И помолчав секунды: –  Аннет… милочка… – снисходительно кивнул в сторону скромно одетой молодой женщины – просим к столу… Брат и сестра Чудиновы были весьма похожи. Высокие, светловолосые и голубоглазые. Роману Петровичу было лет двадцать пять,  был был высок и крепко сложен, говорил мало и сдержанно. Елена Петровна, девушка годами двумя моложе, с виду казалась чуть более живой, чем ее брат,  она была достаточно приятна внешне, но что-то в ней было такое, что показалось Дельбёфу отталкивающим с первого взгляда. Невольно взгляд Анри-Франсуа остановился на воспитаннице дома Чудиновых, с которой брат и сестра обращались несколько отстраненно, иногда даже небрежно-снисходительно. Аннет, она же Анна Петровна Никитина была чуть старше Элен, ей было лет двадцать шесть, держалась молодая женщина скромно, и казалось, боялась лишний раз вообще что-нибудь сказать, говорила только когда к ней обращались… Дельбёфу она запомнилась с первой встречи. Большие и грустные глаза чайного цвета, тонкие черты лица, обрамленного густыми светло-каштановыми волосами, она была изящнее и стройнее  коренастой Элен. От разговорчивой любительницы деликатных историй,  весьма расположенной к домашнему учителю, супруги графа Верейского, Елизаветы Алексеевны, Дельбёф знал непростую историю молодой женщины. Умерший старый барин, отец Романа и Элен любил девушку низкого происхождения, у нее родилась дочь Анна. Была ли это настоящая любовь или обычное барство, "что хочу, то и беру…"?  Любовь пожалуй, была, а смелости нарушить установленный порядок  и лишить себя привычных удобств не  было… Жениться он на ней побоялся из опасения быть отвергнутым светским обществом, но исправно помогал с обустройством новой квартиры в городе и деньгами. Так продолжалось несколько лет, между тем князь Чудинов официально женился на женщине с тяжелым и властным характером, но дворянского происхождения и подходящего положения в обществе… Когда бывшая любовница барина тяжело заболела и умерла, маленькая Анна осталась сиротой в возрасте десяти лет, он, невзирая на гнев и возмущение жены, взял девочку к себе дом… на правах сироты-воспитанницы. Анна училась и воспитывалась как девушка из дворянской семьи наравне с законными детьми князя Чудинова… Прошло еще девять лет и старый барин умер. Никем больше не сдерживаемая после смерти мужа, барыня начала открыто третировать воспитанницу-падчерицу… сводная сестра не отставала от матери, сводный брат не оскорблял и не защищал, просто холодно игнорировал ее, как пригретую из жалости нищенку. Вот и сейчас она сидела на углу стола, одетая скромно, будто всем чужая и принятая из милости, не вмешиваясь в разговоры. Весь вечер Дельбеф ловил на себе ее робкие и заинтересованные взгляды, на которые отвечал едва уловимой мягкой улыбкой и наклоном головы. Зато ее сводная сестрица Элен… уж эта не помолчит, ей непременно нужно вмешиваться в традиционно мужские разговоры об общественной жизни, философии, политике. Нет, Анри-Франсуа не придерживался патриархальных взглядов и не считал, что женщины "низшие существа", способные только на полудетский бессмысленный лепет о "милых пустячках", модных платьишках и чужой личной жизни, но… Молодая княжна Чудинова была раздражающе манерна, высокомерна к тем, кто не разделяет её взглядов, всё делалось ею с апломбом, с претензией на "высоколобую мудрость". Особенно белокурая барышня оживала и возбуждалась, если поднималась тема французской революции, Священного Союза и "необходимости охранения религиозных и монархических начал от влияния зловредных идей свободы, равенства и демократии"… И вот эта тема была неосторожно поднята за столом и на этот раз… –  Должна отметить, что вы прекрасно выглядите, месье Дельбёф… – вдруг обратилась к нему Элен – я даже не поверила сначала, когда Андрей Васильевич сказал, что вы 1765 года рождения. Мой покойный папенька был с 1760… Вам, без сомнения, пришлось много пережить… вы видели страшные годы правления "цареубийц" и казни дворян, защитников французского трона, вы наблюдали взлет и падение корсиканца… И в 1814 наконец, дождались торжества законности и порядка…возвращение на трон брата царственного мученика… Уверена, что Российской империи есть что противопоставить трехглавой гиене французских революционеров "Свобода, Равенство и Братство"… это наши духовные скрепы – "Самодержавие, Православие, Народность"… Но позвольте спросить, сударь, если это не личная тайна, почему вы приехали в Россию именно сейчас, когда ваши соотечественники, французы эмигранты напротив, вернулись на Родину? Уже восемь лет, как милостью Божьей, и с помощью русского монарха во Франции восстановлена законная власть династии Бурбонов… Так почему же? Анри-Франсуа отложил в сторону вилку. – Извольте, я вам отвечу, княжна. Дома… во Франции…меня уже никто не ждет. А здесь… мне нравится моя работа… общество, в котором я оказался, и наконец, мне нравится Россия и русские люди… Всё просто, никаких тайн… – Ваши родные погибли во время Революции? – княжна Элен оседлала любимого конька. – Да… – коротко ответил Анри-Франсуа и опустил глаза в тарелку – и я не готов говорить об этом… – Простите, мы больше не коснемся этой темы…– милостиво кивнула княжна Чудинова и льдинки в светло-голубых глазах слегка подтаяли. "И на том спасибо" – с мрачной насмешкой подумал Дельбёф.

А жизнь то налаживается, с тайной надеждой и самоиронией подумал Анри-Франсуа.

Нёс кузнец три ножа. Слава! Первый нож На бояр, на вельмож. Слава! Второй нож На попов, на святош. Слава! И молитву сотворя, Третий нож на царя. Слава! (Кондратий Рылеев) Вечер двенадцатого августа одна тысяча восемьсот двадцать четвертого  года. Анри Франсуа Дельбёф задумчиво стоял отвернувшись к окну и заложив руки за спину и невидящими глазами смотрел на кроваво красный закат. К нему подошел молодой человек лет тридцати, среднего роста и худощавого сложения, нервным жестом поправил очки в изящной оправе: – Месье Дельбёф, вчера на общем собрании вы сказали, что Бенкендорф еще три года назад докладывал императору о существовании тайных обществ… откуда у вас такие сведения… и почему в таком случае против нас до сих пор не были приняты соответствующие меры? Это был Кондратий Федорович Рылеев, он состоял на должности правителя канцелярии Российско-Американской компании, там служили и некоторые другие члены общества. – Да… – Анри-Франсуа повернулся к Рылееву –  Бенкендорф подавал на высочайшее имя две записки, касательно целей и деятельности "Союза благоденствия", он сам состоял в масонской ложе "Соединенные друзья", куда входил и наш товарищ Пестель и еще ряд других товарищей… Вторая записка содержала проект коренной реорганизации службы безопасности…наше счастье, что император Александр проигнорировал эти записки… Но это пока… Бенкендорф упорный служака, не лишенный таланта в своей области и фанатичный монархист, об этом надо помнить… А откуда знаю… не спрашивайте, друг, и сами должны понимать, не отвечу… – Вы убежденный республиканец, бывший член Якобинского клуба и депутат Конвента, месье Дельбёф, почему же вы никак не можете договориться с Пестелем? Анри-Франсуа отвернулся от окна и всем весом рухнул в кресло, заложив ногу на ногу: – Я очень уважаю Павла Ивановича…считаю его одним из лучших…как лучше выразиться… программных деятелей, его взгляды не эмоциональны, не стихийны, обдуманны…что очень важно. Но в наших рядах по-прежнему нет единства, даже его дара убеждения и личного обаяния не хватило на то, чтобы устранить опасные разногласия между нашими товарищами… – Может вы слишком мрачно смотрите на вещи, месье Дельбёф? Слияние Северного и Южного обществ возможно уже в следующем году, ну, к 1826 году   точно… Призывая к вниманию, Анри-Франсуа поднял указательный палец: – Мы могли бы добиться привлечения на свою сторону немалого количества образованных, но незнатных молодых людей, именно из этой категории вышло большинство французских революционеров… Но нет… вы предпочли замкнуться в своем узком кругу аристократов-либералов… Простой люд и вовсе для вас какая-то чуждая категория, иное племя…как и для французских аристократов… Если вы не измените свою позицию в этом важном вопросе… всё плохо закончится… Простите, но лгать не имею морального права, как французский якобинец русскому революционеру…брату… Высказавшись, Дельбёф замолчал.  Он знал, многие товарищи втайне недолюбливали Пестеля, видели в нем холодного лицемера, потенциального Бонапарта и даже агента Аракчеева. Последнее, разумеется, полнейший перебор… Немногие могли смириться с его умом, железной волей, острым чувством реальности и нетерпимостью к дилетантизму… Сторонники конституционной монархии из Северного общества опасливо и неприязненно вздрагивали, слыша одобрительные отзывы Павла Пестеля о якобинской Республике  1793 года и деятельности Комитета Общественного Спасения. Пестель требовал в случае победы тотального уничтожения всех Романовых без различий пола и возраста, но при этом французских якобинцев, которые и не думали тронуть детей Людовика Шестнадцатого считал жестокими… Хм… Вот это действительно странно. И где тут логика? Впрочем, судьба Романовых не  повод для разногласий. Бурбоны, Романовы и прочие… коронованные "сверх-человеки, раса голубой крови"… судьба у них общая. И всё же… им надо многому научиться, нужно много работать, организация пока слабая и малочисленная, конспирация… и вовсе прости Господи… – Кстати, Александр Пушкин… знаете нашего поэта?  – Рылеев искоса взглянул на француза – весьма нерасположен к Пестелю и даже как-то окрестил его "русским Робеспьером"… Смуглое лицо Дельбёфа приняло суровое выражение: – Во-первых, Пушкин не член Общества, он непосвященный…  просто добрый товарищ некоторых из нас и… о чем нужно помнить… несмотря на фрондерство и кажущийся либерализм, он вполне себе легитимист верный трону… А  сравнение с Робеспьером…запомните, это не ругательство, это особая честь для революционера…республиканца…этот человек стоил для нас больше, чем всё золото Перу… И да… передавайте от меня привет господину Кюхельбекеру? Где он сейчас, на Кавказе? Если он меня не помнит, сообщите, что я был на его парижских лекциях весной 1821 года… Занятная случилась история. Посреди ультра-роялистского Парижа ему вздумалось открыто читать лекции о закономерности грядущей Революции и свержению монархий в каждом цивилизованном государстве…его тут же вызвали в российское посольство, где потребовали прекратить "тираноборческие" лекции, а затем и вовсе заставили вернуться на родину… На пороге комнаты появился слуга Жанно: – Месье Дельбёф, к вам…молодые люди, те двое, что были вчера, студенты… Рылеев слабо улыбнулся и поправил очки: – А вот и ваши молодые друзья… ученики… несмотря на солидный возраст, вы очень активны, месье Дельбёф и не теряете времени… ну что ж, оставляю вас… ... … ... На одном из приемов в доме графа Верейского у Анри-Франсуа  появилась возможность поближе познакомиться с Анной Никитиной. Дельбёф огляделся. Люстры старинного зала, бронза, паркет, зеркала, в которых отражались фраки кавалеров и бархатные платья дам, сверкающие украшениями…посередине длинный красиво сервированный стол. Пока аристократическое общество развлекалось танцами, флиртом, игрой на фортепиано, молодая женщина по-прежнему  одиноко сидела в углу и чуть грустно и отстраненно наблюдала за окружающими. Кавалера для нее в этом аристократическом обществе не нашлось, хотя она была еще молода и весьма привлекательна. – Простите, мадемуазель, если я посмею нарушить ваше одиночество? Мне показалось, что вы скучаете? Подернутые осенней дымкой грусти светло-карие глаза чуть заблестели и Дельбёф услышал тихий мелодичный голос: – Благодарю… вы очень внимательны, сударь. Но… всё как всегда… по крайней мере для меня. Уверена, что вы успели заметить, что в здешнем обществе меня   не считают равной… Могли бы и вовсе никуда не приглашать…так было бы честнее… – тон, которым молодая женщина произнесла эти слова показал Дельбёфу, что она отнюдь не лишена чувства достоинства и не хочет смириться с навязанной ей ролью жалкой униженной Золушки, терпимой из "милости". – Мадемуазель, я тоже думаю, что это НЕ НАШЕ общество, только КТО именно и КОМУ тут не равен еще большой вопрос… – темные глаза француза лукаво сверкнули на малоподвижном лице. Молодая женщина взглянула на него с удивлением, такого ей еще не приходилось слышать. Дерзко…вдруг подумалось ей… но справедливо… впервые кто-то поддержал её, подошел с добром, без тени покровительственной надменности. – Можно узнать, что вы читаете, мадемуазель? – взгляд внимательных темных глаз Дельбёфа упал на ярко-синий томик, лежащий на коленях Анны. – Конечно, месье, это перевод чудесных стихов Андре Шенье, вашего соотечественника… Вы знакомы с его стихами? О них уважительно отзывается даже звезда нашего поэтического Олимпа…господин Пушкин… Анри-Франсуа чуть нахмурился  и сделал неопределенный жест. Подумалось… Шенье…этот чертов контрреволюционер с его "Ямбами", кропавший кровожадные статейки в роялистской прессе, был отправлен в увлекательный круиз до площади Революции с билетом в один конец… Но сказал лишь: – Да, мадемуазель, я знаю его стихи. Они хороши, когда он пишет об античности, о природе, о любви. Но его политических стихов я не выношу… – А тут таких и нет… –  Аннет чуть растерянно пожала плечами. – Ну и хорошо… мадемуазель Анна… вы согласны прогуляться со мной по саду…пока господа увлечены шампанским, танцами и своими дамами? Глаза молодой женщины оживленно заблестели, она слегка кивнула французу и застенчивым жестом она подала ему руку.