Противоречивые чувства захлестывали Лидию, но она так устала. Женщина тихо всхлипывала, но вскоре рыдание в груди затихло, и она провалилась в глубокий, далекий от мира сон.
Оставалось всего пять метров, когда неожиданно все стало ослепительно ярким и громким, будто в уши стрельнули из пистолета.
Мир перестал издавать звуки. Дождь не капал, сосны не шумели, Роза не дышала в затылок. Эдуарду показалось это подозрительным. Боль сдавила грудную клетку, прокрадываясь в мозг через уши, будто он находился под водой. Вспышку света мужчина упустил, потому что в этот момент моргнул, но ощутил, как она безвозвратно изменила пространство.
Легкость на плечах и во всем теле. Розы не было. Задаваясь вопросом, где она, Эдуард увидел, что лысые сосновые ветки, за которые он держался, двигались слишком быстро. Они неслись вверх так стремительно, что превратились в траву. Легкие Эдуарда взорвались, больше он не мог дышать.
Трава перестала быть зеленой и стала серой. Серой была больше не трава. А что-то жесткое и шероховатое, сплошное, неподвижное. Сосновый лес очутился справа, а слева поле, впереди лежала упавшая сосна. Стекло ограждало Ротенгофа от этих природных объектов. Серое шероховатое слабо засветилось и оказалось панелью управления. Эдуард сидел внутри своего Лексуса.
Он слабо повертел головой, но всё оказалось на своем месте. Всё, кроме него. С усилием мужчина повернул голову вправо. Роза, силуэт которой был немного размыт, сидела рядом, закинув ноги на панель и покачивая головой в такт музыке. Эдуард услышал, что в машине играло радио. Что-то такое же невнятное, как и все вокруг. Медленное и туманное, как сон. Как алкогольное опьянение. Мужчина поморгал, но охватить взглядом всё пространство ему не удалось. Казалось, как только он концентрировался на каком-то одном объекте, все остальное растворялось в размытии и исчезало.
Пока Эдуард силился рассмотреть свои руки, он не замечал, что происходило вокруг. Когда, так и не справившись с поставленной задачей, мужчина поднял глаза, перед ним оказалось лицо Розы.
– Эдуард… ― шептали её губы, и ничего не было кроме них. Пухлые, бледно-розовые, влажные. Ротенгоф тонул во впадинке середины нижней губы, блуждал в едва заметных вертикальных бороздках на нежной коже, которые в напряжении тянулись друг к другу и углублялись, когда она произносила «у» его имени. Как поцелуй.
Эдуард осознал, что больше не чувствует промозглый холод от мокрой земли, теперь его неимоверно разжигало. Жар ударил в голову из-под воротника рубашки, а сидение и вовсе сейчас воспламенится под ним.
Дочь взяла его за подбородок и потянула к себе. Когда мужчина почувствовал её дыхание на своем лице, он понял, что не может сопротивляться происходящему. Или не хочет. Роза прикоснулась большим пальцем к его губам, задумчиво приоткрытым, и, нажимая, отстранила от себя.
«Пожалуйста, хватит меня мучить… Если ты хочешь, давай сделаем это…» ― Эдуард не понимал, проносилось ли это у него в голове или шептали губы.
Роза прищурила глаза в хитром соблазнении. Одно четкое неуловимое движение, и её колени упираются в сидение по обеим сторонам от мужчины. Девушка молчаливо возвышалась над ним, но не касаясь. Эдуард смотрел на её таз всего в нескольких сантиметрах от его тела. Застежка на её джинсах такая неявная, непостижимая. Ему с ней не справиться.
Мужчина одновременно положил руки на бедра Розы и, сжимая, повел вверх. Он чувствовал её тело. Оно мягкое, подвижное, живое.
