Эти слова на Тоню подействовали как-то уж очень странно. Она в одно мгновение покраснела, щеки ее покрылись пятнами словно от аллергии, губы сдулись в тонкую темно-красную дугу, а широкие и почти черные брови будто бы не сговариваясь постарались встретиться на середине лица. Тоня как бык на испанском родео злобно выдохнула через нос горячий воздух и резко, чуть не подрезав ехавший рядом автомобиль, дернула руль вправо и съехала на обочину, подняв облако пыли. Я, благо был пристегнут, даже не ударился.
Машина остановилась, а вокруг все еще кружилась темно-желтая пыль и стружка от свежескошенной и уже высохшей травы. Мимо проносились другие люди на автомобилях и длинных фурах, а Тоня сидела, вцепившись в руль и глубоко и хрипло дыша.
Мне было даже страшно смотреть на нее и только одна мысль крутилась в голове: «Какой же ты дебил, Дима! Идиот! Придурок!»
В машине будто бы резко стало холодно, но меня бросила в жар. Тоня бестолково, без намека на раздумья, пялилась на панель с километражем, голова ее чуть подрагивала, на коже выступили пупырышки-мурашки.
– Тонь, с тобой все хорошо? – тихо спросил я, боясь даже голос повысить.
Она не ответила, даже не дернулась. Не знаю, сколько просидел в оцепенении, пока аккуратно не дотронулся до ее локтя. Она не пошевелилась. Даже не обратила внимания.
– Не нужно выводить меня из себя. Иногда это чревато ужасающими последствиями, – Голос ее был тихий-тихий. – И я прекрасно знаю, что такое договор и как он важен. Не нужно напоминать мне. Кому угодно, но не мне.
В любой другой ситуации я бы в шутку посоветовал выпить «Глицин», но Тоне мне, на удивление, хватило ума подобного не высказывать.
– Все хорошо. Я не буду тебя злить. Ты не любишь говорить о себе? – как заправский врач спросил я, все еще второй рукой держась за ремень безопасности, будто бы тот мог меня спасти.
– Тебе так важно знать ответ? – фыркнула Тоня, но в голосе не было какой-то искрящейся злобы, как это случалось до этого. Скорее обыкновенная усталость.
– Ну, чтобы знать, о чем с тобой говорить, а о чем говорить не надо, – ответил я, пожав плечами. Все еще держал Тонин локоть, слово она могла сорваться с места и убежать на проезжую часть. Хотя убежать с большей вероятностью мог я.
– Просто не люблю, когда кто-то допытывается, когда я не хочу говорить, – выдавила Тоня. Глаза ее расширились, а тело вновь пробила дрожь. Шепотом она сказала: – Дим, залезь назад, пожалуйста, и достань мои таблетки. Они в коробке за твоим сидением.
Вот тут-то стало совсем не смешно.
Я выпрыгнул из машины, оступившись и чуть не свалившись в лужу, не успевшую высохнуть с ночи, и залез на заднее сиденье. За моим местом и в самом деле стояла накрытая черной курткой коробка, которую я не сумел нащупать утром. Под накидкой чего только не было. Сверху лежала аккуратно сложенная одежда и одна непрозрачная застегнутая сумка. Под пакетами с темными футболками, кофтами и штанами лежали книги. Их было столько, что казалось, будто Тоня ограбила целый магазин или чью-то библиотеку. Чего там только не было: и толстые книги, и маленькие, похожие на брошюрки, и средние в бумажной обложке. И это только на первый взгляд – копаться я не решился. Да и времени не было. Тонино дыхание становилось совсем хриплым и страшным.
– Таблетки сбоку, опусти руку в левый угол, где альманах стоит.
– Где что?
– Здоровая такая книжка, большая… Сбоку, – прошипела она.
