– В полном составе.
– Придется это как-то пережить. Скворцова примчалась первой?
– Второй. В компании с Аглаей.
– Не терпится заполучить рукопись? Обдери ее как липку.
– Не сомневайся. – Я проводила ее в отведенную ей комнату, а через полчаса мы встретились на веранде.
Серова к тому моменту выпила никак не меньше десяти чашек кофе и выкурила пачку сигарет. Другая на ее месте слегла бы с сердечным приступом, а этой хоть бы что. Дамы встретились шумно и чрезвычайно ядовито, точно желали поставить личный рекорд по количеству желчи и яда в своих репликах.
Больше всех старалась Скворцова, ее писклявый голосок перекрывал даже мощный бас Аглаи. Татьяна скалила зубы, а Валентина презрительно улыбалась. Стало ясно: долго я этого не вынесу, и я сбежала, сославшись на срочные дела.
Софья в своей комнате читала книгу.
– Ты видела Макса? – спросила она, когда я вошла.
– Видела. Бедный ребенок вынужден весь день торчать на реке.
– Это все-таки лучше, чем слушать ядовитые речи папиных подруг. Ты-то как? Прости, что я тебя бросила на растерзание, но видеть эти известные лица выше моих сил.
Я прошлась по комнате, хмуря лоб, хотя мой косметолог категорически запретил мне это.
– Представь, – сказала я Софье, молча наблюдавшей за моими передвижениями. – Валентина хочет написать биографию Артемьева. Аглая тоже хочет. И обе жаждут порыться в его архиве. Что бы это значило?
– Думаешь, они что-то заподозрили? – с беспокойством спросила Софья, инстинктивно взглянув на дверь.
– Пусть роются в его бумагах сколько угодно, – отмахнулась я.
– Думаю, все-таки стоит перетрясти его архив, – вслух размышляла Софья. – Не зря они так настойчиво рвутся к его бумагам.
– Они будут здорово разочарованы. Слушай, а может, все проще, – озарило меня. – Вдруг дамы опасаются, что Артемьев оставил нелицеприятные высказывания на их счет?
– И они торопятся добраться до них первыми? С них станется… Пожалуй, я все-таки займусь этим мусором.
– Ты звонила в больницу? – спросила я. – Как-то тревожно на душе.
– Если ты беспокоишься за Сусанну, то совершенно напрасно. Старушка еще переживет наших внуков.
Я досадливо махнула рукой и покинула комнату. Меня в самом деле охватило непонятное волнение. Я бродила по дому, создавая видимость каких-то дел и нигде подолгу не задерживаясь. Потом отправилась к реке, решив, что самое лучшее для меня сейчас побыть с Максом. Он встретил эту идею с воодушевлением, и мы с полчаса катались на моторке. Под шум мотора особо не разговоришься, но мне это было и не нужно. Я смотрела на Макса и думала, как это хорошо, когда у человека есть семья. У меня есть Софья, Макс, Сусанна, следовательно, я счастлива.
Макс направил лодку к берегу. На пирсе я заметила мужчину и двух женщин. Одна из женщин Софья, а вот кто те двое…
– Кого еще черт принес, – непочтительно заметил Макс.
Мы пришвартовались, женщина, что стояла рядом с Софьей, помахала рукой в знак приветствия, и я с некоторым усилием узнала свою давнюю приятельницу Ирину Болеславскую.
Макс выбрался из лодки и намеревался помочь выйти мне, но мужчина опередил его – он протянул руку и буквально выдернул меня из лодки, как репку из грядки, и поставил на пирс. Конечно, дама, то есть девушка (вечно путаюсь), я хрупкая и, чтобы сохранить эту самую хрупкость, по часу в день потею на тренажерах, но мужчина все-таки сумел произвести впечатление. Особенно на Макса, тот замер, забыв прикрыть рот, и во все глаза смотрел на Ирининого спутника. Кстати, он того заслуживал. На вид ему было лет сорок, высокий, массивный, хотя в его движениях чувствовалась удивительная легкость. Я вспомнила, что в нашу последнюю встречу Ирина трудилась в цирке, и решила, что мужчина из цирковых. Однако на нем был слишком дорогой, отлично сшитый костюм. «Английский», – автоматически отметила я. Стоимость такого костюма зашкаливает, артисту цирка копить придется на него пару лет, и то если гастроли будут удачными.
