Body-Бог, или Месть неандертальца - страница 19

О вашей вакханалии?

ИАКОВ.

Мы подарили Рашке

С красивыми разводами бумажки.

БОДИ-БОГ (хмуро).

Я спрашиваю о горячем, мать едрёна,

А ты толкуешь о солёном!

Завёл Раша Иванович баланс?

Слагает ли по-прежнему романсы?

ИАКОВ (торопливо).

Мне говорят, что лучше бы с молитвою

Благословил я Рашку битою.

Но я его, как друга, не взял на абордаж,

Я только становой ему подрезал тяж.

На эти мелочи глядеть, Отец, не будем.

Мужские причиндалы у него

Не хуже смотрятся, чем у качка,

Если качка поставить в позу прачки.

Пробился в менеджеры гегемон,

В делах с утра до вечера, пижон:

В роскошных шопах на Мосту Кузнецком

Вручную и на тельфере перемещает грузы –

Тут парню не до музы.

Поизучает так-то рынок,

Да где-нибудь в подсобке,

В подвале под Мостом

(Денюжки шум не любят!)

Сведёт барыш в лопатнике пустом,

А вечером напьется на фанерной даче,

Да разведет гармонь,

Затянет про любовь да про удачу –

Тут барда нашего не тронь!

Я за углом стоял намедни,

Так думал, что растопит мне

Сугроб души и сердца лeдник…

ИВАН-ЧАЙ

(Романс Рашки Святогорова)

Отгорели яблони в саду,

Лист румяный землю заметает.

Я теперь тропинки не найду

В ту страну, где сердце умирает…

Милая, любимая, прощай!

Нищая любовь недолговечна.

На межах курится иван-чай,

Кумачовый тлен на землю мечет.

Лишь в осенней темени огни

На проезжей на большой дороге

Освещают прожитые дни,

Сладостные муки и тревоги.

Помнишь ли, родная, белый май,

Как сходились мы с тобой когда-то.

На межах курится иван-чай,

Застилая дымом боль утраты…

(Боди-Бог мрачнеет. Исида смахивает невольную слезу.

Иаков, переводя взглядс председателя Суда на адвоката,

недоумённо жует губами.)

РАЗНЫЕ СУДЬБЫ

БОДИ-БОГ (Иакову).

По-моему, ты перепутал ипостаси,

Смешал добро и зло.

Ты в здравом ли уме?

В сомненьи Я зело.

Что скажешь Нам хорошего, герой,

Об Анне Святогоровой

И о Настасье Рашкиной?

ИАКОВ (с жаром).

Оставьте, господа, сомнения:

Мужчины в просветлённом состоянии,

Просветлены и пассии не менее!

С помощью божией

На знойном страсти ложе

Девицы по ночам хлопочут

А по утрам добытое итожат.

(Люциферу торжествующе.)

Зелёное приходуют, сто баксов за визит!

Вопрос о рыжиках у тёлок не стоит.

(Тоном ниже, деловито.)

Но судьбы разные, как номера «Шанели»:

Одна на содержании тасует радостные дни,

Другая поспевает на панели.

Анастасия к Исааву прибилась, русскому поэту.

Они напоминают Фауста и Грету,

Когда жар похоти у Фауста высок,

И Гретхен свой ещё не схлопотала срок…

БОДИ-БОГ.

Какой такой Исав?

ИАКОВ.

(Молитвенно сложив руки.)

Мой рыжий брат, поэт, в делах сердечных ас,

Любитель «баб за баксы».

Всю жизнь он отличался мотством.

Он мне загнал, как древле брату Исаав,

За чечевицу первородство.

Мы в перестройку фарцевали с ним

Тряпьем дешёвым,

Потом – билетами под портиком Большого.

Тогда Отца народов прессовали дико,

Отменно шли билеты на «Эдипа».

Совки гнобили сообща вождя-тирана,

А мы, кто поумней, засохшие расчёсывали раны.

За годом – год, за гадом – гад.

Рождался новый, наш уклад.

Слепил июнь. Гороховицею

Шибала в голову акация…

Исаву шибанула в голову моча –

В писатели он двинул сгоряча.

Шутейно продал мне Исав

За доллар под цветущею акацией

Пакетом собственные акции!

Я стал единственным хозяином компании,

Дела повел с Китаем, Турцией и Данией.

Чай, сигареты, кофе, барахло для спорта…

А после Беловежья пристроил царь Борис меня

В программу нефтяного экспорта.

Его слова забыть нельзя.

Вот, он сказал, друзья,

Достойный перед нами, понимаешь, человек.

Явился в Беловежье он в одной рубашке,