И Виктор Иванович протянул папку с документами бывшей сожительнице.
Это были показания некоторых соседей по лестничной площадке. Кроме них имелось еще одно. Но принадлежало гражданину, проживавшему этажом выше. Марья Сергеевна начала с него:
«Проходя мимо двери гражданки Снегиревой, проживающей по адресу …, я увидел, как из нее выскочил молодой человек…»
Дальше шло описание портрета, по которому этот самый молодой человек, как две капли воды, походил на Глеба. К словесному описанию была приложена бумажная копия фоторобота. Глянув на нее, Мария Сергеевна обмерла.
В своих показаниях соседи по лестничной площадке утверждали, что когда Снегиреву убивали, она не просто истерично голосила. Она орала благим матом и умоляла убийцу не лишать ее жизни и при этом примерно дважды очень громко выкрикнула его имя. Не трудно догадаться, что это было за имя!
– Вранье – все это! Вранье! Белыми нитками по воде шито!
– Нитками, говоришь?!
В тоне Головнина явственно прозвучали угрожающие нотки.
– А то, что отец Глеба теперь на зоне срок отбывает – это тоже вранье?! Скажи, кому судья больше поверит, мне – капитану уголовного розыска, за всю службу не имевшему ни одного взыскания, или сыну уголовника?
Марии Сергеевне на это нечего было возразить. А, если бы и было, то стоило ли? Ведь закон всегда был и будет на стороне таких, как Головнин!
– Теперь ты понимаешь, что твоему выродку не открутиться?! Срок ему обеспечен!..
Уверенный тон и доводы капитана подействовали на Марию Сергеевну, точно холодный отрезвляющий душ. Что-то вдруг разом надломилось внутри нее.
– Обеспечен?
– Вот то-то и оно! Если, конечно…
Женщина подняла на Виктора Ивановича глаза, в которых наряду с отчаянием вдруг затеплился слабый огонек надежды.
– Что «конечно-то»?! Что?! Раз, так, не тяни душу! Говори!
Но Головнин был не так прост, как это могло показаться на первый взгляд. Поэтому, полагая, что Мария Сергеевна еще не совсем созрела для вполне откровенного разговора, до поры хранил молчание
– Витя! Глебу, всего лишь, только – шестнадцать! Ему – нельзя в тюрьму… Я этого просто не вынесу! Он при родном отце горя через край хватил, а теперь вот… Сделай что-нибудь! Я тебя умоляю! Я на все согласна…
– Правда, согласна?
– Вот тебе – крест!
И Марья Сергеевна набожно перекрестилась.
– Я, конечно, попробую сделать все, что в моих силах… Следствие-то не я веду. Улик против твоего Глеба много!..
– Так, не виноват же он! Сам, поди, знаешь!
Жевалки на скулах Виктора Ивановича медленно, словно жернова, перемалывающие чужую душу, заходили под кожей.
– Ты мне это брось! Я ничего не знаю, да и знать не хочу!..
Женщина согласно кивнула.
– Да, это я так, к слову! Само собой вырвалось это у меня как-то… Нечаянно…
– Вырвалось! – передразнивая свидетельницу, повторил капитан. – Слово – не воробей! Вылетело…
Потом, почесав затылок, он добавил:
– Кто придумал эту дурацкую пословицу, не знаешь? Воробья-то тоже невозможно поймать! Поди-ка, вон, попробуй! Это тебе – не гоп-стопник какой…
– Ну, так что, Витенька? Зайдешь вечерком?
Мария Сергеевна, вся трясясь от недоброго предчувствия, ждала ответа.
– Не знаю! Даже не знаю, что тебе сказать! Мне подумать надо. Крепко подумать, как с тобой и твоим парнем быть? Если он на нары пойдет, то и тебя за собой потянет. Ведь ты вместе с ним в то утро была. Выходит, ты – соучастница тяжкого преступления!..
