Офицерская стрелковая школа работала в довольно тесной связи с пехотой, окружные учебные полигоны были приближены к строевым частям артиллерии; поэтому при производстве ими опытов, поручаемых Арткомом, они считались с требованиями войск.
Что касается Главного полигона, то основным его назначением было производство опытов, имеющих целью исследование научных артиллерийских вопросов и испытание баллистических свойств пороха, орудий, снарядов и пр. Главный полигон подчинялся председателю Арткома и производил испытания по его указаниям. Главный полигон, составляя неразрывную часть Арткома, являлся, так сказать, его научно-технической лабораторией. Он был оторван от войск так же сильно, как и Артком. Начальник Главного полигона и офицеры для производства опытов назначались преимущественно из лиц, получивших высшее специальное артиллерийское образование, прослуживших не менее двух лет в строю. Такой короткий срок службы не давал им прочной связи со строем, и они быстро забывали его нужды.
Не имея в своем составе представителей от войск, Артком работал совершенно обособленно. Ставя своей задачей дать армии образцы оружия наиболее совершенные, отвечающие всем требованиям современной техники он в то же время недостаточно учитывал предъявляемые войсками боевые требования, далеко не всегда совпадающие с научно-техническими.
Начальник ГАУ ген. Кузьмин-Караваев, служивший долго в строевых частях, признавал, что для большей части предметов вооружения «испытания полигонного характера не давали широкого знакомства со слабыми сторонами испытуемого». Но его мнению, при решении вопроса о снабжении войск новыми предметами вооружения недостаточно предварительного научения принимаемой системы, необходимо проверить ее службой, по возможности при неблагоприятных обстоятельствах, причем крайне существенно знать суждение самих войск о новом предмете вооружения.
По объяснению ген. Кузьмина-Караваева, ГАУ стремилось испытывать в войсках вводимые на службу главнейшие предметы, но далеко не всегда удавалось осуществлять этот наиболее надежный способ ознакомления с новыми ответственными предметами вооружения. При этом он приводит примеры, что наша 3-дм полевая пушка была основательно испытана в войсках, а потому система служит хорошо, «не требуя особых мер упрочнения», тогда как гаубицы обр. 1914 г., спешно изготовленные вовремя японской войны, без предварительного испытания, очень скоро пришли в негодность и были сняты с вооружения: гаубицы же обр. 1909 г. «тоже не были широко испытаны в армии, а потому через два года службы уже требовали исправления».
Испытания новых предметов вооружения в войсках не приводили к существенным результатам не только потому, что производились наспех, а, главным образом, потому, что они преследовали односторонние цели лишь дополнительного испытания возкою или носкою и на прочность; прочие же, более важные боевые свойства на войсковых испытаниях не выявлялись.
Действительно, система русской 3-дм (76-мл) пушки, основательно испытанная в войсках перед тем, как была принята на вооружение, служила хорошо, «не требуя особых мер упрочнения». Мало того, и по баллистическим качествам она являлась чуть ли не лучшей в мире полевой пушкой.
Вместе с тем она обладала весьма существенными отрицательными боевыми свойствами – почти полное бессилие фронтального огня ее шрапнели против укрытого противника, ограниченность возможной стрельбы через головы своей пехоты; кроме того, она была тяжела для маневрирования.
