– Что, правда? Прямо под нами? – испуганно таращит глаза начальник спасательной станции.
– Правда. Старая немецкая торпеда G7e.
– Охренеть…
– Ладно, ребята, чего там удивляться! Она почти семьдесят лет тут отдыхает и еще столько же пролежит. Бросайте буй…
В воду летит якорь, увлекая за собой белый пропиленовый фал от яркого бело-красного буя. Таким образом мы маркируем место найденной торпеды, дабы специалистам по разминированию было проще ее отыскать.
Я остаюсь в воде и прошу парней помочь доставить к берегу раненого дельфина.
Распределившись, начинаем движение: одной рукой я цепляюсь за борт, другой обнимаю афалину; начальник станции поддерживает животное за грудной плавник; молодой спасатель у мотора управляет лодкой.
Медленно приближаемся к берегу…
– Что? Что там? – подбегает к самой воде местное начальство.
Мы осторожно затаскиваем «трофей» на мелководье. Затаскиваем и укладываем на песок под накатывающую волну так, чтобы не потревожить торчащий в брюшном боку гарпун.
По ходу рассказываю о сделанном заключении. Анапов из Агапы бегает вокруг и всплескивает короткими ручками:
– Вы уверены? Вы не ошиблись? А вы хорошо посмотрели?..
– Немедленно звоните в МЧС и хотя бы оцепите пляж, – повышаю голос. – На дне лежит немецкая торпеда времен Великой Отечественной войны. Вес боевой части – двести восемьдесят килограмм.
Этой информации достаточно. Перепуганный Илья Игоревич с прижатым к уху телефоном убегает подальше от линии прибоя. В принципе, Агапов – молодец, свои обязанности главы районной администрации худо-бедно исполняет. Одному богу известно, сколько я встречал мрази, пришедшей во власть исключительно ради собственного кармана. Такой и пальцем бы не пошевелил, прознав о старом боеприпасе, лежащем на дне общедоступного пляжа.
Подхожу к девчонкам со «Скорой помощи».
– Поможете?
– Чем? – нерешительно мнутся они.
– Надо бы вытащить гарпун из афалины. Жалко животину – мучается.
– Я не возьмусь, – решительно мотает головой врачиха. – Понятия не имею о внутреннем строении дельфинов. А по неопытности можно что-нибудь повредить наконечником этой острой штуки.
– Я тоже ничего о них не знаю, – испуганно шепчет медсестра.
– Что же делать? Кто-то из людей искалечил его – значит, мы же, люди, и должны помочь.
Они растерянно пожимают плечиками.
Сижу вместе со спасателями возле дельфина. Черт его знает, но иногда вид умирающего животного вызывает во мне такое сострадание, которое заслуживает не всякий человек. Девушки-медики топчутся рядом.
Тишина. Тихий шелест прибоя. И только вдалеке слышатся нервные завывания сирены…
– Я знаю, кто поможет! – вдруг заявляет врачиха. – Эльвира – дочь главврача!
– Точно, – восторженно шепчет сестра.
Осторожно интересуюсь:
– А она специалист?
– Она заочно учится в зооветеринарном. Перешла на последний курс.
Зооветеринарный? Это уже ближе, сгодится.
– Далеко живет?
– Тут все рядом. В Анапе во все концы – двадцать минут! Мы сейчас ее привезем!.. – похватав шлепанцы, убегают девчонки.
Мы переглядываемся и в легком недоумении провожаем порхающие над горячим песком тонкие белые халаты.
Автомобиль «Скорой помощи» появляется на пляже одновременно с несколькими спецмашинами: МЧС, пожарными, милицейскими. Из «Скорой» выходят трое и направляются к нам. Женщина лет сорока пяти несет металлический чемоданчик и ведет под руку молоденькую девушку; та, в свою очередь, держит за переднюю лапу рыжего орангутанга-подростка.
