Бог и сатана. Борьба продолжается - страница 21

«Что ты мне скажешь, малышка?».

«Гримируйся, мама, в жизнь жизни».

«Это действительно ты говоришь?»

«Да, считая, что я, быстро я играю с ласками жизни. Убедись, рифмует ли мама дар жизнь со смертью или жизнью. Вы направляете выбор в сторону жизни. Я дымок любви для мамы. Ведите маму к уверенности быть женщиной жизни. Я вулканизирую [усиливаю] любовью мать жизни…».

В результате такой коммуникации мать почувствовала необычайное облегчение. «Я была просто изумлена всем, что только что произошло, – признается Анна-Маргарита. – Как я смогла попеременно подключиться к ребенку и его матери? Всего-то и надо было, чтобы я направила свой ум к тому, с кем хотела вступить в контакт, – одним словом, чтобы я просто обратилась к нему» (28).

Но бывает и так, что на клавиатуре появляется сообщение, которое не имеет прямого отношения к пациенту, ассистенту или еще кому-нибудь, кто в данный момент находится рядом. Так, например, во время общения с опытными ассистентами Анна-Маргарита увидела, что она мало-помалу набирает такой волнующий текст:

«Умереть разве это прошло? Тяжело приступать к проблеме желать смерти. Я хочу убежать от смерти, и ты помогаешь мне жить. Единый со случаем созреть жизнью, я борюсь со смертью.

– Но кто ты, – спросила я внутри самой себя.

– Я маленький шалун [зародыш] смерти. Прикажи матери бежать от смерти. Папа назначает мешок жизни [матку] для смерти. Моя мать теряет своего ребенка. Я остаюсь присоединенным к смерти, если отец убивает меня. Согласие между мной и семьей – возможно ли?». Потом стало ясно, что речь, наверное, идет о зародыше, которому всего два-три дня (29).

Сразу же оговоримся, что мы не хотим никого винить, но нельзя и молчать о том, что такая коммуникация с эмбрионами действительно существует. Это заставляет вспомнить об очевидном факте, который порой намеренно игнорируют: аборт не имеет ничего общего с контрацепцией, и, отождествляя их, мы совершаем большую ошибку. Вот что говорит об этом Анна-Маргарита: «Все разговоры моих пациентов всегда о жизни и смерти. Они убедили меня в том, что уже самые первые клетки эмбриона наделены сознанием. Это кардинально меняет все наши представления о беременности» (30). Я не считаю нужным чрезмерно заострять внимание на всем том, что скрывается за такой коммуникацией (будь то общение на расстоянии, на языке, который неизвестен пациенту, или коммуникация с эмбрионом), но можно сказать, что, когда жизнь только зарождается, мы уже имеем дело с духом или сознанием, которое заявляет о себе еще до всякого усвоения языка – не важно какого! Понятно, что такое открытие встретит самое яростное сопротивление, но нельзя отвергать реальность только потому, что она нас озадачивает.

Надо признать, что мы имеем дело с явлениями, которые сразу же кажутся невероятными, да, признаться, я и сам отнесся бы к ним довольно сдержанно, если бы не видел многих людей (гораздо более сведущих, чем я), которые, потратив немало времени на изучение и практическую проверку этого метода, признали его вполне обоснованным и законным. К 2003 году в распоряжении Анны-Маргариты уже находилось более тысячи ассистентов и среди них более двухсот профессиональных терапевтов (31). Однако эти открытия не получили того резонанса, которого заслуживали. «Я общалась с дюжиной неврологов, – пишет в этой связи Анна-Маргарита – и каждый раз было одно и то же: они присутствуют на сеансе, говорят, что очень удивлены… а потом исчезают… Я больше не хочу тратить столько сил: ведь после многочасовых объяснений, после рассмотрения обильного доказательного материала дело кончается отказом. Я нужна своим пациентам, а в остальном – как получится» (32). Тем не менее общение с неврологами могло бы дать интересные результаты, если бы протекало в доверительной обстановке. Теперь, по крайней мере, мы знаем, что у взрослого аутиста участки головного мозга, отвечающие за узнавание (например, по голосу или выражению лица), не задействованы. Но надо идти дальше и постараться узнать, не связана ли эта дисфункция (по крайней мере, в некоторых случаях) с той реакцией защиты, которая возникает у ребенка (причем возникает очень рано, быть может, даже во время беременности матери – в результате тех восприятий, которые кажутся ему агрессивными).