Посреди их разговора явился и де Монтур, и вскоре дон Винсенте повернулся к нам.
– Один из деревенских лесорубов, – сказал он, – прошлой ночью был разорван на куски леопардом или другим подобным зверем. Сильный молодой мужчина, из неженатых.
– Леопардом? Они видели зверя? – внезапно спросил де Монтур.
Дон Винсенте ответил, что нет – зверь явился среди ночи и скрылся в ночи. Услышав это, де Монтур поднял дрожащую руку и провел ладонью по лбу, словно утирая холодный пот.
– Взгляни-ка, Пьер, – молвил дон Винсенте. – Тут у меня есть раб, который – чудо из чудес – просто жаждет стать твоим. Хоть и одному лишь дьяволу известно, почему.
С этими словами он вывел ко мне из толпы тощего молодого парня, почти подростка, главным достоинством которого казалась ослепительная веселая улыбка.
– Он твой, – сказал дон Винсенте. – Хорошо обучен, из него выйдет прекрасный слуга. Обрати внимание: раб куда лучше обычного слуги – ведь все, что ему требуется, это пища и набедренная повязка. Ну, и еще немного кнута, чтоб знал свое место.
Спустя недолгое время я узнал, отчего Гола пожелал «стать моим», отдав мне предпочтение перед всеми прочими. Оказалось, дело в моих волосах. Подобно многим денди тех времен, я носил длинные завитые локоны, ниспадавшие на плечи. Волею случая, кроме меня такой прически не носил больше никто, а Гола, любуясь ею, мог просиживать в безмолвном восхищении по нескольку часов кряду – или до тех пор, пока я, устав от его немигающего взора, не прогонял его пинком.
В тот же вечер едва сдерживаемая неприязнь между бароном фон Шиллером и Жаном Десмартом дошла до крайности и обернулась скандалом.
Причиной, как обычно, была женщина – Марчита, напропалую флиртовавшая с обоими.
Это было крайне неразумно с ее стороны. Десмарт был необузданным юным глупцом, а фон Шиллер – просто похотливым скотом. Но, мсье, где вы видели, чтоб женщина вела себя разумно?
Немец попробовал добиться от Марчиты поцелуя, и их с Десмартом вражда тут же переросла в жажду убийства.
Вмиг зазвенели шпаги, но прежде, чем дон Винсенте успел приказать обоим остановиться, между бойцами оказался Луиджи. Двумя сильными ударами он выбил шпаги из их рук.
– Синьоры, – с тихой яростью в голосе сказал он, – достойно ли благородных людей драться из-за моей сестры? Ха, клянусь копытом сатаны – я уложил бы вас обоих! А ты, Марчита, немедля ступай к себе и не смей покидать комнату без моего позволения.
И она послушалась. Несмотря на всю ее независимость, никому не хотелось оказаться лицом к лицу с тонким, женоподобным Луиджи, когда зубы его обнажены в тигрином оскале, а в карих глазах мерцает хищный огонек.
Извинения были принесены, но, судя по взглядам, бросаемым друг на друга обоими соперниками, ссора вовсе не была предана забвению и неизбежно должна была вспыхнуть вновь, возникни к этому хоть малейший повод.
Среди ночи я внезапно проснулся, охваченный странным беспричинным ужасом. Что разбудило меня? Этого я не знал. Я поднялся и убедился, что дверь накрепко заперта, а, увидев Голу спящим прямо на полу, разбудил его раздраженным пинком.
Он поспешно вскочил, потирая ушибленное место, и тут тишину разорвал дикий визг, пронизавший замок снизу доверху и заставивший вскрикнуть от неожиданности аркебузира, обходившего частокол. Визг явно исходил из уст охваченной ужасом девушки.
Гола пискнул и метнулся за диван. Рывком распахнув дверь, я бросился бежать по темному коридору. Прогремев каблуками по винтовой лестнице, я налетел на кого-то у ее подножья, и оба мы рухнули на пол.
