Алкид был раздражён не нападением, а тем, что сражение идет по правилам, которые диктует противник. Ещё в детстве учителя вдолбили ему, что такая тактика ведет к поражению. Надо было что-то срочно придумать. Впрочем, время на размышления пришлось выкраивать урывками. Гидра постоянно атаковала. На раздумья, соответственно, оставались только те промежутки, пока рептилия регенерировала собственные головы.
«Итак, что мы имеем? Рептилия, ядовитая. Бац – чмок – чмок. Сбивать головы, очевидно, бесполезно. Бац – бац – чмок – чмок – чмок. Пырнуть её чем-нибудь? Пыряли, без толку. Бац – чмок – чмок. Стоп. ОЧЕВИДНО бесполезно? Психологическая война? Да отвяжись ты! Бац – бац – чмок – чмок – чмок – чмок. Агрессор видит, как высовываются новые шеи, начинает звать маму, плакать и так далее. Рептилия… Бац – чмок – чмок. Стоп, эта чешуйчатая пакость должна как-то дышать!»
Упорядочив свой мыслительный процесс, герой принялся методично сбивать головы. Он занимался этим остаток дня, всю ночь, мысленно вознеся молитву Артемиде11 за полную Луну, и первую половину следующего дня. Теперь гидра больше напоминала шар, состоящий из крайне раздражённых голов. Передвигалась тварь уже с большим трудом, и Гераклу приходилось её подтаскивать к себе при помощи небольшой осинки, вырванной с корнем из ближайшей кочки.
Многие головы уже не подавали признаков жизни из-за удушья, вызванного их же многочисленностью. Алкид выбирал те места, где ещё оставались признаки жизни и увеличивал поголовье одной отдельно взятой особи. Наконец, змеища перестала шевелиться. Контрольное отшибание ещё нескольких голов показало, что гидра окончательно и бесповоротно отошла в мир иной.
Оставалась ещё одна проблема. Рак. Герою вовсе не хотелось остаться в истории «сыном Зевса, заеденным раками». Геракл высказал несколько пожеланий, обращенных к ближним и дальним родственникам. Пожелания были услышаны.
– И чего ты здесь разоряешься?
– Афина?
– Удивлен? Учти, я не собираюсь проваливаться в Тартар12, тонуть в Стиксе13, а проделать со мной то, что дедуля проделал с прадедом, физиологически невозможно.
– А как ты…
– Оказалась здесь? Ко мне заявилась Афродита, совершенно пьяная. С отвратительным синяком. Заявилась вчера, и только сегодня рассказала о тебе.
– Она у меня выпила несколько больше…
– Годового запаса спиртного. А теперь просыхает.
– Ты так и будешь…
– Меня перебивать. Извини. Это непроизвольно. После пребывания в папином черепе я улавливаю мысли. И нечего обзывать меня экстасеншей и телепаткой. Ну вот, опять.
– Лучше глянь вон туда.
– Мяч… Стоп, у мячей не бывает высунутых языков.
– Это гидра.
– Как же ты её так, болезную?
– Отбивал головы до тех пор, пока эти новые шеи не перекрыли ей воздух.
– Оригинал.
– При чем тут оригинальность? Лучше глянь теперь сюда!
Богиня оглядела членистоногое.
– Крупноват.
– Да уж! Только что мне делать с этим тараканом-переростком? Пробить его панцирь я не могу.
– В принципе, ракообразные периодически линяют, только кто знает, когда он в очередной раз сбросит панцирь?
– Нет, мне, понимаешь ли, надоело торчать в этой вонючей луже.
– А если его тоже… того…
Геракл недоуменно воззрился на богиню. Та вздохнула.
– Вытащить на сушу, чтобы он там высох и задохнулся.
– Даже я не вытащу эту скотину. Он всеми ногами за что-то держится, да ещё и хвостом.
Афина сделала рукой неопределенный жест. На безопасном расстоянии от рака возникло кресло. Богиня уселась в него. Её взгляд принял отсутствующее выражение. Геракл по опыту знал, что через некоторое время сестра разродится ИДЕЕЙ.
