– Ну не совсем как прежде. Несколько иначе. Но мы опять служим людям. Разве это не призвание гениев – служить людям? Служить Империи? – Гюн лгал, но Гимп пока не мог понять, в чем ложь.
– И ради высокой службы приходится устраивать ловушки на дорогах, хватать прохожих за ноги? – Гений Империи позволил себе быть ироничным.
– Мы должны собраться вместе. Многим плохо, я хочу им помочь. Ты когда-то предал нас, – Гюн сделал значительную паузу. – Но мы тебя прощаем.
Гимп наконец встал, но ноги тут же подкосились, и он вновь опустился на ложе.
– Скоро ты увидишь, как исполняются желания, – пообещал Гюн.
– Вы исполняете желания без помощи богов? – удивился Гимп. – Но как?
– Гении должны быть вместе, – повторил Гюн. – И ты нам нужен…
– Что я должен делать?
– Ничего. Просто быть с нами.
Когда-то Гюн был гением бога. Но гений бога – это еще не бог. Так же как гений власти – отнюдь не власть.
«К чему этот дурацкий разговор ни о чем? Пустая болтовня… Одни слова. Чего хочет Гюн?»
Гимпу наконец удалось подняться. Он стоял, держась за стену. Слабость тела бесила. Как хорошо было прежде. Надоело – сбросил тело. Захотел – вновь надел, как тунику. «А вдруг я точно так же изменился…» – подумал Гимп, глядя на Гюна. У него возникло непреодолимое желание ощупать свое лицо. Но он сделал усилие и сдержался.
– Нельзя ли посмотреться в зеркало? – спросил он как можно непринужденнее. – Столько времени не видел своей оболочки.
– Зеркало там, на стене. – Гюн сделал неопределенный жест.
Серая поверхность потускневшего зеркала занимала узкую полосу между двумя фресками.
Гимп шагнул к зеркалу и всмотрелся. Он тоже изменился. Сильно. Но совершенно иначе, нежели Гюн. Все брутальное, мощное исчезло, осталось утонченное измученное лицо аскета. Гимп стремительно менялся. Но Империя не менялась, как прежде, вместе с ним.
– А кто там за стеной? Тоже ваш пленник, который вам нужен? – поинтересовался Гимп. – Он все время говорил «Андабат». Кого тебе еще удалось пленить, какого гения?
– За стеной никого нет.
– Но я его слышу.
– Тебе кажется.
– И все же…
– Будь как дома. Ведь тебе нравится снова видеть?
– Как мне вернули зрение?
– Ну, не совсем вернули, – странно усмехнулся Гюн.
– Радиация? – содрогнулся Гимп.
– Нет. Один из гениев подобрал этот свет бля тебя.
– Гений слепоты? – через силу засмеялся Гимп.
– Гений смерти. Он устроил уютную спаленку.
– Получается, за дверью я ничего не увижу? А ты?
– А я вижу весь мир. – Гюн на ощупь двинулся к двери.
Ничего, скоро явится Курций и накроет всю шайку. Или не явится? Вдруг затея не удалась?! Арриетта не смогла… Жучок-чудачок, бывший гений, испугался и удрал. Самому придется выбираться. Легко сказать – выбираться. Просто так Гимпа не отпустят. Бывший гений Империи нужен Гюну. Очень. Вот только зачем? И этот мертвый свет… Надо же, какая забота!
– Неплохо бы перекусить, – заметил Гимп.
– Сейчас тебе принесут еду, – пообещал Гэл и нырнул в непроглядную черноту. Вместо него из тьмы тут же вышел юноша, одетый в черное. Человек, не гений. В руках он держал поднос. Нехитрая трапеза: кувшин вина, хлеб, яйца. Человек, так же как и Гюн, ничего не видел в комнате Гимпа, и дорогу себе освещал фонариком. Его луч казался гению Империи черным клинком. Гимп взял кувшин в руки, подержал. Странно после многодневной слепоты одновременно ощущать что-то пальцами и видеть. Как будто совершаешь что-то лишнее. Как будто мир давит на тебя вдвойне.
