«ХХХ: – У меня такие значки классные, маленькие с букофками, можно слова выложить.
УУУ: -Урод! Это ты рассказал Андрею, где их достать?
ХХХ: – Ну.
УУУ: – Выложи на себе «Йа труп» и жди.
УУУ: – Я утром опаздывала и на брюки не посмотрела. Блин, я полдня ходила с надписью «Йа попко» на заднице.
ХХХ: – Песец!
УУУ: – Нет, песец был, когда я пошла на переговоры с нашими французскими коллегами. Они не слушали ни хрена из того, что я говорила, а просили переводчика перевести, что у меня на заднице написано, а он, сцуко, ржал, чуть под стол не ушел.
ХХХ: – И что сказал?
УУУ: – Что это у нас бэйджики такие…»
С сайта Bash.im – Цитатник Рунета.
По-моему, именно подобная переписка объясняла популярность нового жаргона. Он давал возможность почувствовать себя нестандартным. После уроков или работы сесть за компьютер и поиграть в плохого мальчика или девочку. Поскольку Интернет уже давно стал не только средством общения, но и образом жизни.
В общем, работа над диссертацией выглядела интересной и многообещающей. Основанной на живом любопытном материале.
А потом я обратил внимание, что «падонковский» сайт набит рекламой, как дачный чердак старым барахлом. Идейные вожди делали на своих плохих мальчиках и девочках обычный торговый бизнес.
И во мне что-то замкнуло. Интерес к новому жаргону растаял, как сон и утренний туман.
Мария Степановна всерьез переживала мою затянувшуюся творческую паузу. Она не могла взять в толк, как научный сотрудник может жить без ясных целей и радужных перспектив.
– Женя, у меня складывается впечатление, что вы попросту не хотите получить ученую степень. Я не права?
Я вяло пытался возражать.
– Конечно, хочу. Только если бы ее дали прямо сейчас, без дополнительной работы. А писать диссертацию, которую все равно никто не будет читать, по-моему, граничит с идиотизмом…
– Что значит – не будут читать? – возмущалась Копылова. – Пишите так, чтоб читали!
Конечно, она была права.
Такие разговоры у нас происходят регулярно. За исключение среды, когда в институте библиотечный день и на службе появляться не обязательно.
Но среда будет только завтра.
А сегодня проходил ученый совет, где Копылова читала доклад о засилье иностранных слов в бытовой речи российских граждан. Мария Степановна с воодушевлением доказывала, что положение дел просто возмутительно. А остальной народ вяло слушал и размышлял о собственных не всегда научных проблемах.
Я, например, всматривался в милый сердцу затылок Лиды Потешкиной. И думал, что у нас тоже намечается производственный филологический роман.
На Лиду Потешкину обращает внимание каждый приходящий в институт мужчина. Но только со второго или третьего взгляда. Потому что при первичном осмотре все наши институтские дамы выглядят одинаково увядшими и некрасивыми. И только потом отчаявшийся от поисков взгляд начинает отдыхать на более-менее смазливом личике Лиды Потешкиной.
Мы вместе ходим обедать в ближайшее кафе. Ведем многозначительные беседы по вопросам мужской и женской страсти. Случайно коснувшись друг друга, не спешим вернуться в нейтральное положение.
Лида Потешкина взахлеб рассказывает мне про интимную жизнь с бывшим мужем. А это сближает уже до уровня рассеянного поцелуя.
Ее бывший муж периодически влипал в какие-то сомнительные истории.
Первое время они жили у Лидиных родителей. Занимали комнату рядом с местами общего пользования.
И мужа такое соседство вполне устраивало. Он где-то вычитал, что для здоровья полезно спать абсолютно голым. А в данных обстоятельствах можно было ночью выскользнуть в туалет, не одеваясь и не рискуя привлечь внимание возмущенной квартирной общественности.
