Ездила ли она прежде по чужим странам?
Сейчас, Глеб говорит, ей нельзя. Доктор запрещает резкую смену впечатлений. Для ее психики это может оказаться фатальным, и тогда – снова провал, беспамятство, сон…
Она дремала, пока Настя наносила краску, когда массировала слегка ее лоб, затылок и виски. Когда поправляла кое-где аккуратными точными движениями. Дремала, пока преображалась – а Настя сидела рядом, тихонько касаясь уютно светящегося экрана телефона.
Она проснулась только тогда, когда в овальном зеркале сверкнули зеленые глаза и вспыхнула огнем ярко-рыжая грива волос, пламенно розовеющая на кончиках.
– Настя, это шедевр! – воскликнула она, смеясь. – Умирать буду – вспомню!
И Настя тоже радостно засмеялась.
– Всегда пожалуйста. Ну что, раз все в порядке, то я вызываю такси.
– Настя! – почти выкрикнула Полина, ощущая себя булгаковской Маргаритой: «Свободна! Невидима и свободна!» – Настя. Подожди пять минут. Я поеду с тобой.
И, закинув в первую попавшуюся сумочку одно платье, один свитер, нетбук и кошелек, она влезла в первые попавшиеся туфли и кинулась в неизвестность с девчонкой-парикмахершей. Впрочем, еще она успела упаковать свой торт и вручить его Насте.
В благодарность за помощь в побеге.
Невидима и свободна!
Дом, молчаливый и темный, остался на месте, глядя на Полину с укоризной, а она сама поплыла по улицам коттеджного поселка, с любопытством вглядываясь в лицо каждому прохожему, в каждые ворота, в каждое окно.
Люди прогуливались: с собаками на поводках и без, парочками и в одиночку, с детьми и компаниями. Вечер пятницы, теплый майский вечер, располагал к прогулкам и шашлыкам – повсюду курились синие дымки и разносились запахи жареного мяса. То приглушенно гудел мужской голос, то колокольчиком разливался женский смех.
Поселок остался позади, понеслись дороги и другие такие поселки, а потом, у платформы, рядом с которой, тяжело дыша, прикорнула электричка, дорога круто повернула и понеслась вдоль рельс.
Начались городские предместья – спальные районы и городки, освещенные рекламами магазинов и фонарями. В одном из них, попрощавшись, выпорхнула Настя, утаскивая с собой белоснежный торт. Она тепло улыбнулась огненной Полине и помахала рукой.
После ее высадки таксист запросил новый маршрут.
Полина растерялась было, потому что не продумала никаких маршрутов: не переться же на ночь глядя по адресам незнакомых женщин?
– Мне бы в гостиницу, – сказала она. – В хорошую. А то я замужем.
– Не переживайте, леди, – улыбнулся таксист, – я приличный человек и в бордель не завезу. «Акапулько» – подойдет?
– Звучит как бордель.
– Погуглите, я подожду.
Полине пришлось признаться, что гуглить она не может – в ее простеньком телефоне интернет не предусмотрен.
– Без интернета? – таксист повернулся с интересом. – Ну, вот мой. Возьмите.
И он сам набрал на карте запрос.
Полина нажала на отметку, бегло посмотрела сайт и признала, что «Акапулько» выглядит вполне прилично.
– Давайте туда.
– Хорошо. Только позвоните им предварительно, мало ли… Номер там указан.
В отеле оказались места: одно- и двухместные, приезжайте хоть сейчас.
По дороге таксист бурчал себе под нос, тихо и иногда неразборчиво, но что-то Полина могла расслышать:
– Это в девяностые каждая гостиница борделем была… а каждая ночная поездка – за барышнями… так и работал, одну фею туда отвези, другую оттуда привези… а у меня тогда семья была, и дети – трое! Сейчас-то пятеро уже, а было тогда трое… а я все таксист. Зато жена моя – и кассир, и швея, и мыло какое-то дома варит-продает. Вам, женщинам, все легко дается. Это мужику нормальной работы не найти. Там на деньги кинули, там не платят, там уволят по сокращению… она мне говорит: ты токарь? Открывай, говорит, мастерскую. А на какие деньги я ей ее открою? Это же одному дай, второму дай, а третий сам возьмет, мне ни копейки не останется… какой тут заработок… а я еще инвалид. Вот и таксую. А гостиница тут хорошая. Никто не обидит.
