– Точно «стуканёт» командиру, – бормотал Игорь, устраиваясь на земле. – А меня начальник «губы» ненавидит… – вздохнул он.
– А что ты ему сделал? – я начал переживать за Гошу.
– Да он дурак какой-то! Чуть меня не расстрелял. Помнишь, – начал он, – мне командир в последний раз «сутки» объявил, а я целый месяц на «губе» просидел? Я напился там случайно за сутки-то. Вместе с часовым, который меня охранял: больше не с кем было. Так-то, сам знаешь, я бы ни за что с салагой пить не стал – одни неприятности из-за них! Такой же балбес, как Кисель. Вечером, как привели, начальник «губы» меня в камеру оприходовал и уже домой ушёл, я и говорю этому «щеглу» – часовому: «Дай закурить!». А он мне, мол, не положено, дымом пахнуть будет, начкар завоет и всё такое прочее. Был бы наш брат, старослужащий, он просто послал бы меня – и вся недолга! А этот – гниль так и сквозит! Тогда, говорю, веди меня во двор, пока ещё двери не закрыли. Ну, он и «потрясся», идиот, выгуливать меня. Если бы не он – всё хорошо было бы. Двор-то «губы», сам знаешь, с автопарком граничит. Ну, курю я и слышу: вроде, Андрюхи Виногурского голос! Я к забору, дырочку нашёл, и покричал его. Андрюшка обрадовался, привалился с той стороны к доскам: перегаром от него – так и прёт. Ребята с его автобата водку в «Военторг» возили и два ящика спёрли: уже облевались все, а водки всё ещё полно! Куда её девать – не знают. Всю её проблевать у них сил нет: четверо уже «плахами» лежат, а остальные на алкоголь смотреть не могут: глаза уже почти не открываются. А тут я, на их счастье! Они и давай мне под забор бутылки совать. Насовали двенадцать с половиной штук – мне уж и девать их некуда: во всех карманах пузыри торчат и в руках охапка. А этот часовой, дурачина, помочь не хочет, говорит, мол, оружие у него и вообще он охранять меня должен, а не бутылки носить. Словом, насилу от Андрюхи отбился и под конвоем проследовал в помещение. Сам понимаешь, в камере из мебели – одни нары, да и те на день в стене запирают, всё это хозяйство спрятать некуда и значит, к утру всё оприходовать придется. Расставил вдоль стены пузыри и думаю: с чего начать? Полбутылки сначала допить или наоборот, на конец её оставить?
Тут, на моё счастье, помощник начкара – сержант, с разводящим и новым караульным, идёт менять моего часового. Я их всех в камеру пригласил, предъявил батарею бутылок и предложил провести ночь в моём «номере» за дружеской беседой о жизни, о службе, узнать какими РВК призывались и прочие разные разности.
– Ты что, с ума сошёл? – перебил я. – А как же начальник караула? Он что, не хватился помощника и разводящего? А говорил ещё, что пил с одним часовым?
– Да не перебивай! В том-то и дело, – продолжал Игорь. – что начкаром с ними заступил летёха, а у него жена и он её ревнует. Вот он, летёха-то, и свалил супругу выслеживать, а в карауле сержант остался за старшего. Ребята уж к этому привыкли, не в первый раз с этим лейтенантом в караул ходили и знали, что раньше семи утра летёха не появится. А вот посидеть со мной сержантик не может: у него в карауле под началом девять душ и он за ними смотреть должен. Дал я им на всех по бутылке и они умчались. От радости даже моего салагу поменять забыли. Хотя, – призадумался Гоша, – его всё равно бы менять не стали – он один в карауле «молодой» был: по любому ему всю ночь куковать. Они его просто проверить зашли – вдруг уже повесился?
