Большевизм. Шахматная партия с Историей - страница 44

[140].

Воздействие на события – это уже не просто протест или требование, это реализация политического влияния, это проявление своих возможностей именно в качестве контрвласти. В изложении Ленина противоборство с властью напоминает шахматную партию: «Сегодня перед нами встала сравнительно легкая задача – поддержать студентов, демонстрирующих на улицах больших городов… Завтра мы должны поддержать возмущение населения против того или другого зарвавшегося царского башибузука и помочь – посредством бойкота, травли, манифестации и т. п. – проучить его так, чтобы он принужден был к открытому отступлению»[141]. Это – логика шахматиста.

Проходит менее года, и в марте 1902 года в Штутгарте издается отдельной книгой «Что делать?». Полемизируя вновь со сторонниками экономизма, Ленин заостряет внимание на проблеме соотношения стихийного и сознательного в рабочем движении. Сделан следующий шаг к большевизму: «Всякое преклонение пред стихийностью рабочего движения, всякое умаление роли «сознательного элемента», роли социал-демократии означает тем самым, – совершенно независимо от того, желает ли этого умаляющий или нет, – усиление влияния буржуазной идеологии на рабочих»[142]. Согласно Ленину, третьей идеологии в этом мире просто не существует: либо социалистическая, либо буржуазная. Именно «сознательный элемент» (партия) в состоянии сделать рабочее движение социалистическим, стихийное рабочее движение к идее социализма не придет никогда. Для подкрепления этого тезиса Ленин делает ссылку на слова Каутского: «…социалистическое сознание есть нечто извне внесенное в классовую борьбу пролетариата, а не нечто стихийно из нее возникшее»[143]. Не идея внесения социалистического сознания в рабочее движение акцентируется Лениным (это до него уже сказал Каутский), а идея постоянного политического руководства рабочим движением со стороны «сознательного элемента» (партии).

Но чтобы обосновать свою мысль – почему же стихийное движение идет именно к господству буржуазной идеологии – Ленин прибегает к существенным натяжкам. Вместо того чтобы прямо сказать, что вся жизнь человека опосредована имущественными отношениями, что эти отношения коренятся в самом жизнеустройстве общества, сложившемся за тысячелетнюю историю, Ленин пускается в туманные рассуждения о том, что, дескать, буржуазная идеология по происхождению своему гораздо старше, чем социалистическая, что она обладает неизмеримо большими средствами распространения. Вроде бы и о том, но уж больно эзоповым языком. А это означает, что Ленин уже тогда прекрасно понимал, к каким масштабам насилия придется прибегать в процессе переустройства этого мира, и не желал заострять на этом внимание. Вряд ли за этим стоял страх оттолкнуть возможных сторонников или какие-то сомнения этического свойства – Ленин тем и интересен, что абсолютно (или почти абсолютно) был лишен каких-либо комплексов. Скорее всего, это понимание того простого факта, что время откровений еще не пришло.

Полемизируя с одним из лидеров «экономизма» Б. Кричевским, который выдвинул идею «тактики-процесса», обосновывая примат стихийного над сознательным, Ленин поднимает на щит идею «тактики-плана»: «Тактика-план противоречит основному духу марксизма!» Да это клевета на марксизм, превращение его в ту самую карикатуру, которую противопоставляли нам в войне с нами народники. Это именно принижение инициативы и энергии сознательных деятелей, тогда как марксизм дает, напротив, гигантский толчок инициативе и энергии социал-демократа, открывая ему самые широкие перспективы, отдавая (если можно так выразиться) в его распоряжение могучие силы миллионов и миллионов «стихийно» поднимающегося на борьбу рабочего класса!»